И не надо быть следователем, чтобы понять, чем вызвана истерика у бесплодной женщины.
* * *
Производственные совещания называют то «летучкой», то «оперативкой», но суть всегда одинакова — начальник распекает нерадивых подчинённых. Раритет именовал такие сборища «административными посиделками». Бесполезные понукания выбивали из колеи всех следователей.
— Я отчитываюсь на штабе, Олег Ильич, и здесь. Вы же сами следачили, так чего теребите? Лучше бы отмазали от мэрской дури! Я не узнаю, кто убил Дойчева, если буду каждый час докладывать, что успел сделать! Да, Брускин не допрошен. Да, самбист, осуждённый драчун. Да, грозился отомстить за сестру! Приедет — допрошу! Помню я о сроках, помню, — кипятился Раритет, отбиваясь от приказа составить очередную справку.
Всё ещё багровый, он вернулся в кабинет, вынул дело. Бросил на стол, походил кругами, умылся, «выпуская пар». Затем долго стоял у окна, наблюдая за воробьями. Воздух, сырой после дождя, оказался целительным средством, а чай — примирил с жизнью.
Мысли вернулись к работе. Зыбкая версия мести получила косвенное подтверждение. Теперь предстоит кое-что устанавливать и уточнять.
Итак, Брускин улетел наутро после убийства. Аникин дважды снимал наличные — по десять тысяч долларов.
— Куда они предназначались? Кому?
Местные осведомители не знали о поисках наёмного убийцы. Но Аникин выезжал в столицу после снятия денег.
— Мог найти киллера там, — согласился с собой Раритет.
Вызвать и предъявить фотографии изуродованного тела? Аникин дрогнет. Пусть не признается, что нанял киллера — по игре вазомоторов будет видно, что виноват. Или ждать, когда вернётся из плавания Брускин, чтобы вместе допросить?
— Нет, проверю одного на «склизкость», — подвёл итог размышлений Раритет, поднимая трубку телефона.
Подозреваемый ответил сразу:
— Слушаю. Кто? Следователь? Хорошо, буду… А когда? Немедленно? Хорошо, еду…
Иван Терентьевич удовлетворённо потёр руки. Судя по голосу, Аникин уже «потёк». Осталось дожать.
Спустя полчаса следователь мысленно похвалил эксперта за работу. Мастерски сделанные фотографии — запечатлели тело Дойчева и ампутированную часть. Аникин дрожащими руками оттолкнул глянцевые листы. Раритет вернул их на прежнее место, настоял:
— Присмотритесь, Ефим Николаевич. Правда, впечатляет?
— Зачем вы мне это показываете, — подозреваемый позеленел, словно его тошнило, и взмолился, — зачем? Я не убивал Антона, я не могу этого сделать, я просто не справился бы с таким!
