Ахматова в моем зеркале | страница 17
Николай Пунин пытался справедливо поделить внимание между словесными ремизами Маяковского и поперечными сечениями Татлина. Только скульпторша Наталья Данко слушала поэта, открыв рот.
Я поискала глазами Анну. Она была очень бледна и совсем просто одета, вписываясь в царивший в комнате беспорядок. Анна сидела отдельно от других, откинувшись на спинку красного велюрового дивана, становившегося ночью ее с Пуниным кроватью. Смотрела блуждающим взглядом в окно, в пространство, начинающееся за двором их жилого ансамбля. Я подумала, что Анна обнаружила новорожденную звезду и пыталась придумать для нее имя.
«Анна, – обратился к ней Николай. – Чай остыл. Давай, принеси что-нибудь поесть! Таисия Сергеевна испекла блины. Потом почитаешь нам свои последние стихи. Все ждут. Правда, товарищи?»
Компания согласно закивала.
Все сидели вокруг квадратного стола, покрытого связанной крючком белой скатертью. Пили черный, точно густой кофе, чай, говорили каждый о своем. Владимир Владимирович откинулся на стуле, упиравшемся спинкой в стену. Он только что сыронизировал, надо признать, довольно тонко, по поводу каких-то ее стихов. Маяковский не скрывал своего отношения к ее поэзии, считая ее слишком «закрытой». Камерной.
Нередко его комментарии расстраивали Анну. Слишком разная природа этих двух людей всегда была препятствием к настоящему сближению. Стиль послереволюционной поэзии Маяковского также не воодушевлял ее. Если Анна некогда им и восхищалась, то только тем ранним взрывным голосом, которым он был готов разметать вселенную. И тем не менее их души в чем-то перекликались. Их роднило одиночество и роковые, мучительные любови. Оба были заложниками своей судьбы.
Анна была не в духе. В то утро она не позволила Наппельбауму сфотографировать себя. Не было охоты и декламировать стихи. И вообще делать что-либо.
В камине еще трещали дрова. С портрета на видном месте на стене за собравшимися наблюдал Пушкин. Весь вечер рассеянная Анна думала о том, что задержалась с переводами с французского. В те дни она увлеклась монографией о Сезанне: переводы несколько усмиряли ее беспокойную душу и помогали хоть как-то поправить трудное финансовое положение. Всем этим она была обязана Николаю, своему третьему странному спутнику. Значит, надо было играть роль хозяйки и стойко переносить все эти сходки.
Бывали, конечно, и светлые минуты. Иногда вечерами в доме оставались на ночь друзья, они беседовали допоздна, сидя за столом, чокались, шутили, смеялись. Даже подергивание правой щеки и века у Пунина было почти незаметно…