— Я к дяде Павлу… — начала Настуся, но женщина перебила:
— Да ты совсем раздета! Заходи быстрее, а то простудишься!
Девочка прошла за женщиной в сени, а потом в небольшую комнату с низким потолком. В комнате стояли три кровати под серыми одеялами, тёмный шкаф в углу и стол посредине. На одной кровати полулежал чернявый, плечистый парень, возле него сидел второй, в пиджаке нараспашку, и бренчал на балалайке.
Настуся остановилась у порога и растерянно взглянула на женщину:
— А дяди Павла нет дома?
— Нет. А ты кто такая?
— Я дяди Осипа племянница…
— Так ты Настуся? — обрадовалась женщина. — Что же ты до сих пор не приходила? Дядя Осип спрашивал про тебя. Садись сюда, к печке…
— Мне к дяде Павлу нужно, — упрямо повторила Настуся, не двигаясь с места. — У меня важное дело…
— Вот завела: к дяде Павлу да к дяде Павлу! — засмеялась женщина. — Максим! Иди-ка сюда! Здесь Настуся пришла к отцу, говорит — важное дело.
— А ну-ка, что там за дело? — подхватился Максим с кровати и, подойдя к девочке, похлопал её по плечу: — Рассказывай, Настуся, не бойся, дядя Павло — мой отец, а я — его родной сын. Поняла? А тот, что с балалайкой сидит, тоже свой парень. Между прочим, мой брат. Так что можешь не беспокоиться!
— Да я разве что… — смутилась Настуся. — Надо только дяде Осипу поскорее передать…
И Настуся слово в слово передала разговор, который она услышала час назад из генеральского кабинета.
— Вот оно что, — промолвил Максим, нахмурившись. — Это действительно важные новости… Молодец, Настуся, что прибежала! Ты у нас, оказывается, тоже за революцию! Василь! Сейчас же беги на станцию, в депо. А я — в комитет.
Максим надел кожух, нахлобучил шапку на голову и пошёл к двери. Настуся тоже шагнула за ним.
— Куда ж это ты? — остановила её мать Максима. — Посиди, согрейся, выпей стакан чаю!
— Ой нет, тётенька, побегу, а то я удрала, и никто не знает… Попадёт мне за это! Прогневайте!
И Настуся, ящерицей прошмыгнув мимо Максима, выскочила из хаты.
Ну вот и управилась! А теперь пускай генеральша ругает её сколько захочет!
Прошёл один напряжённый день, за ним второй. Каждую ночь слышались выстрелы то далеко, то близко, и невозможно было понять, что делается в городе. А утром над притихшей Полтавой низко клубились тучи, и галки тревожно кружились меж голыми вершинами тополей.
Время было обеденное. С тех пор как в генеральском доме не стало горничных, Настусе приходилось самой накрывать на стол. Девочка раскладывала на белой скатерти ножи и вилки, а у самой не выходил из головы дядя Осип.
