Церковники и кулаки встрепенулись и решили противодействовать всеми силами. Был собран церковный совет, на котором постановили:
1) Назвать школу церковной сторожкой и заставить церковного сторожа жить в ней;
2) поставить в известность, что церковный совет не имеет для себя помещения, и отныне он будет производить свои заседания и работать в церковной сторожке, то есть в бывшей школе.
Церковный сторож, крестьянин этого же села, в помещении не нуждался, и был очень удивлен таким решением. Но пришлось подчиниться и переселиться — как он говорил — на божью фатеру.
Рогачевский вик вынес вскоре по этому делу довольно непродуманное решение: церковную школу передать церковному совету и ивановскому культурно-просветительному и сельскохозяйственному кружкам для совместного пользования.
Церковники вопили и в церкви и всюду. Но пришлось подчиниться. Школа была перегорожена на две равные половины. Половину с дверью к церкви закрепил за собою церковный совет, другая — наружная дверь от болота — стала служить входом в открытую избу-читальню.
Был назначен избач, выписали дополнительно газеты, пополнили библиотеку книгами. С первых же дней помещение набивалось битком, но с этим мирились, и работа проходила нормально. Но не долго. Церковный совет придумал новую штуку, которой он надеялся выкурить из помещения столь нежеланных гостей. Организовали для крестьян кружок любителей церковного пения. Спевки решили производить в отведенной половине школы.
Запись в хор проходила успешно. Сомневающихся в своих способностях успокаивали.
— Не бойся. С таким голосом да не петь, кому же и петь… Наладишь.
— Да я и молитвы-то только «богородицу» знаю, а «отче наш» — на половине сбиваюсь.
— Ну и не нужно. Не один будешь — большая партия нас… А в партии-то и наплевать, что молитвы не знаешь. Запускай голос в лад да погромче, вот и все. Наладишь…
Вскоре по вечерам церковная, половина стала тоже наполняться людьми. Людьми пожилыми, степенными, бородатыми. Первые вечера прошли в разговорах. Изредка запевал лишь один пономарь, подбадривая новичков, или пробовали свои голоса певшие раньше на клиросе. Но вот однажды вечером завыли, заголосили все сообща.
В избе-читальне посетители, слушая, покатывались со смеху. А смеяться было над чем. Новичков церковного пения набралось немного, но зато в большинстве это были настоящие сельские горлопаны. Если они и пели когда, то только по пьяному делу, как выйдет, а теперь надо было петь в лад, под управлением понамаря. Оставалось или затыкать уши, или смеяться. Занятий в избе-читальне быть не могло.
