Папины письма. Письма отцов из ГУЛАГа к детям | страница 59
Отец рассказал, что наша бабушка Екатерина Васильевна была старинного дворянского рода, но так и не назвал ее девичьей фамилии: после революции они с сестрами дали друг другу клятву, что их дети никогда не узнают фамилии предков.
Одно установлено точно: папин отец Сергей Николаевич Шустов был крупным чиновником при управлении Российскими железными дорогами. Моя сестра Ксана однажды спросила отца, кем мы были бы, если бы не случилась революция. Отец, лукаво смеясь, не то разыгрывая ее, не то всерьез, ответил: «Ну, по меньшей мере, — губернаторскими дочками».
Не сумев эмигрировать, семья застряла в Сочи. На семейном совете Борю решили отправить на бухгалтерские курсы — бухгалтеры нужны при любом режиме. И не ошиблись: у отца всегда был хоть и скромный, но верный заработок. Бухгалтерия его успокаивала, он говорил, что когда в отчете баланс сходится, он приходит в душевное равновесие. И еще: специальность бухгалтера не заполняла его голову работой вне службы, и дома он мог спокойно читать, заниматься самообразованием, сочинять стихи. Так, самостоятельно, отец хорошо изучил историю, философию, историю искусств.
В 1925 году он был проездом в Саратове. Там он познакомился с моей будущей мамой, дочерью городского садовника Галиной Николаевной Зиминой. Через три года они поженились, в 1932 году родилась я.
>Инна Шустова. Москва, 1936
Однако их семейная жизнь оказалась непрочной. В 1935 году мама вместе со мной ушла от отца к А. К. Смаковскому, и я росла в уверенности, что Алексей Константинович Смаковский мой родной отец. «Папу Борю» я помнила: до ареста он часто приходил ко мне, строил дома из кубиков, населял их бумажными зверушками, которых тут же склеивал из бумаги, и разыгрывал передо мной целые представления. Но больше всего я любила, когда он приносил с собой обычную тетрадку в клеточку, куда мы с ним переводили картинки. К каждой из них он придумывал веселый стишок и тут же вписывал его большими печатными буквами. Получалась книжка, какой больше ни у кого не было — только у меня.
Читать я научилась в неполных пять лет и очень любила это занятие. К нему пристрастил меня тоже папа Боря. Он сам охотно читал мне вслух и любил слушать — или делал вид, что любил, — как читаю я.
Но, повторяю, родным отцом я считала Смаковского. И когда в 1940 году мама умерла, я осталась жить с отчимом, не подозревая, что мой родной отец находится в лагере.
Позже он рассказал мне об обстоятельствах своего ареста. Будучи бухгалтером-ревизором Наркомата угольной промышленности, он писал стихи и ходил в домашний литературный кружок.
