Неизбывная печаль сопровождает незаслуженный «экстаз», когда испытываешь его среди чужих страданий. Равно неспособный его принять и отказаться от него, я отталкиваю его тем сильнее, чем настойчивее он меня притягивает, и чем глубже мое отвращение, тем возвышеннее мои эмоции. И наконец я сдаюсь, не в силах устоять перед наплывом нежности столь невыносимой, что только тревога, которая ее сопровождает, заставляет меня ее принять. Каждый из нас — тайный скульптор своего облика.
Горе тем людям, чье отвращение основано на недостатке информации, тем более любопытства, и на предубежденности, тем более на суеверии. Они считают недостойным даже вообразить себя в таком позоре, которым столь щедро покрывают нас. Им мало лишить себя чистого удовольствия — они утратили и то удовольствие, которое по природе своей неразлучно с истиной.
Иллюзорны ли они — те образы, в которых я представляю себе мою жизнь, та изысканность, которой, как я предполагаю, обладают мое лицо и моя душа в неком идеальном мире? Может быть, я смотрю на себя сквозь призму, которая порой разбивается, и я в один миг оказываюсь одиноко бредущим сквозь тьму; но я никогда не спутаю свою походку с чужой: у нее свой особый ритм — торопливый, решительный, готовый к авантюре самой сомнительной и самой рискованной.
Иногда я очень хочу расстаться с самим собой. Я колеблюсь между отречением и принятием себя. Сама Природа не подобна ли в этом мне, с ее высотами и провалами, ее небосводом и безднами? Может быть, эрозии почв и локальные бури — не столько катастрофы, сколько нечто вроде зуда, необходимого для того, чтобы взбодрить организм? Жить так — означает сжигать себя; это самоистощение, которому, однако, не чуждо рациональное расходование сил, может сопровождаться кратковременными извержениями, ущерб от которых необходимо минимизировать, но не слишком беспокоиться о них и не считать их проявлениями слабости.
Слабые люди избегают наслаждения, как если бы они боялись потревожить какую-то врожденную болезненную рану. Для них лучше усыпить эту боль и уснуть вместе с ней.
Мне рассказывали о человеке, который был болен раком простаты, терзавшим его долгие годы. От постоянных мучительных прогулок из больницы в клинику и обратно его ноги покрылись незаживающими язвами. Но на вопрос о том, не устал ли он страдать, он совершенно искренне отвечал:
— Да нет. Жизнь мне по-прежнему дорога, и будет жаль, если придется с ней расстаться. Поверьте, боль — это не то, чем ее принято считать, или, по крайней мере, это не одно и то же для всех. Без сомнения, она в чем-то сродни удовольствию.
