– Ничого не сорняки, гарни травки: на заре собраны, на росах стояны. На тех травках бабуня третий год живет, и ничего, слава Господу, Предкам да панночке-ведьме. А на целителя звидки ж у нас гроши, панычу Ингвар? Целители – паны поважни, самой Живы-Матиньки внуки. Они инших панов пользуют, а не старых бабок по деревенским хатам.
– Брат говорил с вашими же, деревенскими земскими гласными, что готов способствовать созданию земской больничной палаты, чтоб уездный целитель наведывался раз в месяц! – Ингвар привстал на облучке паротелеги, впалые щеки вспыхнули горячечным румянцем. – А вы что: молчали да на Остапа Степановича косились?
– На кого ж им ще коситься, паныч Штольц? – вместе с перестуком подков в мягкой пыли и скрипом колес послышался насмешливый мужской голос. – Хиба на вас, такого молодого да образованного?
Митя смотрел, как улыбка сползает с лица бабы… и она складывается в поклоне настолько глубоком, что молоко из горшка плеснуло наземь:
– Выбачайте… Не хотела панам надокучать… Токмо допомогты… Бо жара ж… та нема никого на деревне… – сгибаясь в поклонах, будто в спине у нее пружина, баба бормотала и пятилась. Так, спиной вперед, взобралась обратно на крыльцо, поклонилась еще разок и метнулась в хату, с треском захлопнув дверь.
В круп Митиного автоматона уперлась понурой башкой лошаденка, запряженная в старенькие дрожки. В правящем лошаденкой мужике не было ничего ужасного, разве что странное. В том, что он именно мужицкого сословия, сомнений не оставалось: одни сапоги, от которых несло смазкой из прогорклого сала, чего стоили! Обтянутое шитой рубахой круглое пузцо свисало над ремнем штанов добротного касторового сукна. А вот физиономия под картузом была исполнена совершенно не мужичьей властности. Маленькие глазки, теряющиеся в складках щек, глядели проницательно и цепко.
– Що ж вы мне, паны ясные, деревенских пужаете? – весело спросил пришелец.
– Пока вы не появились, никто не боялся! – вдруг неприлично громко отчеканила Ада; глаза ее воинственно поблескивали из-под очков.
– И вам не хворать, панночка Шабельская! – ласково прищурился в ответ мужик. – Как шановный батюшка поживать изволит?
Митя поглядел на Аду осуждающе: на уловку та попалась сразу же. Позабыв, что сам мужик не поклонился юной дворянке, как ему по его мужицкому состоянию положено, она смутилась чуть не до слез:
– Спасибо, все хорошо. Здравствуйте, Остап Степанович…
Провинция, простота нравов…
– А езжайте-ка за мной, паны ясные! – все так же весело скомандовал мужичок и звучно щелкнул вожжами. Заморенная его кобылка вздрогнула и понуро поволокла дрожки вдоль улицы, и господа на автоматонах покорно последовали за ней.
