Рядом с завалившейся набок паротелегой лежали двое. Многократно перееханный поперек и пару раз вдоль Гриша еще пытался шевелиться, скреб когтями по земле. И вылетевший из седла стражник – тот не шевелился вовсе и гораздо больше походил на мертвого, чем настоящий мертвец. Глаза его были накрепко зажмурены, и открывать он их явно не собирался.
– Alles![25] – выкрикнул седок паробота, и его автоматон бухнул ножищей в последний раз.
Под стальными ступнями расползалась нестерпимо смердящая черно-коричневая жижа… и эта жижа – волновалась! Бугрилась пузырями, пучилась, булькала, тянулась во все стороны омерзительными отростками – жижа… жила! Митя показалось, что прямо посредине нее мелькнул… глаз!
– Все целы? – Отец нашел глазами Митю на автоматоне – и шумно выдохнул. – Спирт у кого-нибудь есть?
– Heir, mein Herr! Guter deutscher Schnaps![26] – Лихой старичок с готовностью сорвал с пояса фляжку.
На подгибающихся ногах отец доковылял до навов, походя пнул прикидывающегося мертвым стражника, заставив того ожить и торопливо отползти прочь, и принялся скупо и аккуратно поливать мертвяков из фляжки.
– Guter deutscher Schnaps! – Теперь тот же возглас старичка был полон истинного трагизма.
У отца в руках ломались спички – он чиркал одной, второй, третьей, пока наконец на кончике не затеплился огонек… И тогда отец просто уронил спичку в спиртовую лужицу. Вспыхнул синий огонек, побежал по тонким «дорожкам». Останки мертвяков отчаянно задергались в огне, воздух дрогнул, словно принимая беззвучный вой. И все стихло. Зато заорал отец:
– Средь бела дня! И серебро их почти не берет! Что за мертвецы такие!
– И в роще умрун средь бела дня. Ах да, простите, батюшка, я совсем забыл – я же его выдумал! – словно сплевывая, процедил Митя.
– Право же, Митя… не ко времени вы! – укоризненно пробормотал Свенельд Карлович, помогая Ингвару сесть.
Митя воззрился на него возмущенно: вы бы, господин Штольц, с братцем… спасенной царевной, нянчились, чем другим замечания делать! Даже увернуться от мертвяка не смог, не то что ударить!
Ингвар посмотрел на Митю, густо покраснел, вскочил, покачнулся, но, оттолкнув руку брата, поковылял к паротелеге, напоследок одарив Митю ненавидящим взглядом.
Тот досадливо цокнул языком: не дело, чтоб по лицу светского человека читал каждый провинциальный мальчишка. Все-таки и его самого эти мертвяки, можно сказать, выбили из колеи. Совсем как паротелегу.
– Ingvar, mein Junge, shneller! Mal sehen was da ist!
