– Соседку! Замужнюю даму! Увезти! А если бы Свенельд Карлович дознался?
– Я и хотел, чтоб он дознался, – глухо проворчал поручик. – Истинным дворянам, значит, ничего, а какому-то немчику из простых – и имение, и Анну… Со мной-то получше будет!
– Кому: имению или Анне?
– Обоим! Ай! Батюшка! Что ж вы деретесь, как купчик какой!
– Я тебя выпорю, как в детстве, не погляжу, что офицер! Имение и впрямь отличное, да только на что тебе оно, когда Свенельд тебя зарубит?
Полина Марковна душераздирающе застонала.
– Да я б его сам саблей напластал! Ай! Не деритесь, батюшка!
– Напластал бы он! Ты его секиру в имении на стене видел? Он тебя с одного удара на две половинки поделит, и все! О сестрах ты подумал? Позор какой, родной брат чужую жену увез!
Полина Марковна застонала снова.
– Он о нас вовсе не думает, батюшка! – наябедничала Лидия, вторая в «детской» шеренге Шабельских.
– А ты молчи! Дура! – рявкнул на нее отец. – Петербуржец от тебя в деревню улепетнул, только пар автоматонный клубился!
– Это все Зина и Ада! – Лидия с ненавистью покосилась на сестер. – Если бы не они…
– Если б не мы, Петя бы избил Ингвара, а потом Свенельд Карлович взялся за свою секиру, – рассудительно начала Зина.
– Не твое дело! – заорал Петр.
– Вот именно! – неожиданно поддержал его отец. – Барышни из хороших семейств не должны участвовать в скандалах.
– И на автоматонах скакать! – выглядывая из-под платка, вставила Полина Марковна и тут же жалобно застонала снова. Хлопотавшая над ней Одарка принялась смачивать платок в тазике – в комнате остро запахло яблочным уксусом.
– Теперь мы петербуржцу еще и обязаны за его выдумку с гонками! – всплеснул короткими ручками Шабельский. – Вместо того чтоб он и отец его были нам обязаны за гостеприимство! Даже когда Капочка с Липочкой губернатору к фалдам фрака хвост прицепили, и то такого позора не было!
– Нас сегодня даже не ругали! – Капочка поглядела на Липочку.
– А это – почти похвалили! – кивнула сестра.
– Мы запомним…
– На следующий раз…
– Молчать! – рявкнул Шабельский и обвел налитым кровью взглядом выстроившихся перед ним детей.
– Мамочка… папочка… – вдруг жалобно-жалобно пролепетала толстушка Алевтина. – А можно мне Одарка молочка даст… с булочкой… а то я с ужина так проголодалась!
– Оууу! – взвыл Шабельский, утыкаясь лицом в пухлые ладони. – И это когда у нас появился шанс вернуть былое положение в обществе! Убирайтесь вон! Все! Это не дети! Это… проклятье!
Младшие Шабельские повернулись и цепочкой во главе с Петром направились вон из комнаты.
