– Надо ж, всего на три дня по делам отъехал… а тут такие новости, – бормотал Остап Степанович и, вдруг сообразив, почему Митя с таким интересом изучает чашку, выдернул жбан из рук поручика, так что квас выплеснулся тому на мундир. Дрожащими руками налил в другую кружку – толстостенную, расписанную грубыми цветочными узорами. – Кваску, паныч, не угодно ли?
– Благодарю… Воды достаточно. – Митя аккуратно увел предательскую чашку в сторону от жадно протянутых рук хозяина.
– Вода у меня особенная, колодец копать анженера с городу выкликали – с самой страшенной глубины воду поднял, ни у кого такого нет, – продолжал бормотать Остап Степанович, норовя вновь дотянуться до чашки. Митя словно невзначай переставил ту на другую сторону – пальцы Бабайко схватили воздух. – Надоть вам одразу было до меня ехать, а не по деревне вештаться: сынка-от нового полицмейстера ублажить – самое милое дело!
Ингвар одарил Митю таким презрительно-негодующим взглядом, будто тот сам требовал от Бабайко «ублажения». Петр неожиданно скривился тоже, но, кажется, в его гримасе было больше зависти.
– Мой отец не полицмейстер, – процедил Митя, от злости даже замешкавшись убрать чашку от рук Бабайко. – Он начальник нового губернского департамента полиции! В прямом подчинении министру внутренних дел!
– Ты дывы, яка цаца! – Обрадованный лавочник прижал чашку к груди как родную. – От и правильно, полиция – первейшее дело, покы мужик у нас вовсе не изнахалился, как у немцев ал и шведов каких!
– Чем вас не устраивают немцы? – немедля бросился в бой Ингвар.
– А тем, что у них простой мужик – а мнит об себе, нибы он така ж сама людына, як и пан або купец какой! – отрезал хозяин дома.
Поручик одобрительно хмыкнул и многозначительно покосился на Ингвара.
– Ось вы изволили буваты по заграницам, панычу?
Митя помрачнел: прошлогодней поездки с отцом в Германию он бы тому и сейчас не простил – если б с тех пор не накопилось новых обид. Все его тогдашние мечты о знакомствах с кровными потомками Локи, Хеймдаля и Фрейи в берлинских светских салонах (может, даже с любимым потомком Одина – самим кайзером Вильгельмом!) обернулись отцовскими беседами с воняющими пивом начальниками участков, полицейскими и многочасовыми бдениями над картотеками преступников. А на встречу с кайзером отец пошел сам! Сказал: детям там нечего делать!
– Не бывали? Ничого, побываете ще, какие ваши годы! – Лавочник снисходительно покивал Мите. – Я вот кажинный год езжу по свинскому делу… Насчет щетины свиной. И шо там робыться – це ж страх! Кожинный праздник одевают спинжаки… нибы и не мужики, а паны якись! Секиры эти свои… ну нибы-то топоры, от як у Свенельда Карловича, за спиной подвяжут, мадаму под ручку – и ну по трактирам бузить! Своими глазами бачил, як один такой на стол взобрался и давай хаять: и правительство, и купцов, и кого попало! А другие ему орут да секирами в пол стукают – одобряют, значит! А полиция токмо смотрит и никакой управы на них не имеет: кажуть, що они того… вольные дружинники, ци, як их…
