– Рады стараться, хозяин… Благодетель! – «Ребятушки», среди которых Митя заметил немало седобородых, принялись кланяться чаще и ниже.
– От и старайтесь… – В голосе Остапа Степановича вдруг отдаленно, точно гром за горизонтом, громыхнула угроза.
Мужики стремительно кинулись по местам – и снова кирпичи полетели из рук в руки, укладываясь на баржу.
– Остапу Степановичу! – Наперерез дрожкам метнулся некто лохматый, ободранный, тяжко дышащий. – Хозяин!
«А вот и Юхим», – насмешливо подумал Митя.
– Ты чего тут? – строго поинтересовался Остап Степанович. – Чому не на месте?
– Так я ж… об том и справа! – отчаянно выпалил Юхим… и вдруг замер с открытым ртом, во все глаза уставившись на нависающую прямо над ним морду пароконя – и улыбающегося ему с седла Митю.
– Чего встал? Коней паровых не видел? Деррревня… – пророкотал Остап Степанович. – Ступай, ступай, не бачишь – паны до мэнэ в гости! – В голосе его отчетливо проскользнули горделивые нотки. – После расскажешь… А вы пожалуйте до мого дому, вельможне панство!
– Дык… поздно после будет, хозяин… – глядя вслед Мите, пробормотал сторож, но его уже никто не услышал.
Глава 18
В гостях у Бабайко
В распахнутых воротах – железных, точно в крепости, – было видно широкое подворье с могучим срубом над колодцем, а за ним – дом. Нет, не так. ДОМ! На цоколе из красного кирпича возвышался параллелепипед из толстых бревен. С одного боку сей геометрической фигуры торчала деревянная же башня, похожая разом и на древнее крепостное строение, и на печную трубу-переросток. Над первым этажом красовалась надпись: «Лавка Бабайки», на ведущую к полуподвальным дверям лесенку указывала грубо намалеванная стрелка с подписью: «Въ ходъ въ нисъ».
– Бабайко – это я! – явно для Мити пояснил толстяк. – Лавочник здешний… ну и по другим-прочим делам тож. Ежели надо чего, панычу, – токмо ко мне! – Губы его растянулись в улыбке, а глаза смотрели холодно, словно не предложение это было, а угроза. – Нам сюды! – Он потянул вожжи, разворачивая дрожки от лавки к жилой части дома. Из распахнутых дверей с молчаливыми поклонами выбегали люди – четверка молодых мужиков да пара баб в чистой, но изрядно поношенной тускло-серой одежде, кажущейся совсем нищенской после уже ставших привычными ярких рубах здешних селян. Из дверей настороженно выглянул и тут же спрятался мальчишка в рубашонке и без порток.
Один из мужиков опустился на четвереньки, Остап Степанович горделиво выпрямился… и ступил сапогом на покорно подставленную спину. Кто-то сдавленно ахнул. Кажется, Ада.
