В дни войны: Семейная хроника | страница 4




Мы очень тщательно сделали «затемнение» окон… На другой день в понедельник 23-го июня с утра перед сберегательными кассами выстроились огромные очереди. Мама стояла в очереди с утра, в надежде получить наши сбережения. Когда сберкассы получили соответствующие инструкции, начали выдавать очень маленькую сумму на человека — 200 рублей. И это все — вплоть до последующих распоряжений, а все остальные сбережения замораживались. Мама пришла домой усталая, разочарованная, вся помятая. Город и на второй день войны не успокаивался, был все таким же взбудораженным, каким-то вспухшим, как будто увеличилось население и все продолжали бегать по очередям в надежде создать какие-нибудь запасы. Мама тоже стояла в очередях, сестра и я готовились к экзаменам и обещали маме начать беготню по очередям сразу после окончания сессии (сестра училась в Химико-технологическом институте).

Правительство Ленинграда, начиная с управления города и кончая управлениями заводов, фабрик, учреждений и жактов (домовых управлений), получило право военного времени: силами вверенных ему людей, ленинградского населения, «крепить оборону и защиту Ленинграда». Пока мы еще не знали, какими способами мы будем «крепить оборону», но были уверены, что управдом и жактовский актив что-нибудь придумают, чтоб показать свою бдительность. Хотелось думать, что они нашими силами распорядятся умно и используют их правильно.

Через несколько дней продовольственная паника поулеглась — в магазинах теперь можно было купить почти все, как и в мирное время, в институте в столовой подавалось все то же «довоенное меню».

У всех домов, перед входом в парадное или во двор, теперь стояли дежурные — дворник и некоторое количество актива жакта с белыми повязками на рукаве и с противогазами на боку. Пока они никого не «мобилизовали», не притесняли, очевидно, находились в процессе организации. Мы не очень беспокоились об их посягательствах на нашу свободу, так как все кроме мамы, были в распоряжении институтского начальства и их решения были для нас законом. Мама же была «иждивенцем», т. е. ее непосредственным начальством сделался управдом и его активисты. О маме мы почему-то не очень беспокоились…

Со второго дня войны, понедельника 23-го июня, началась всеобщая мобилизация военнообязанных: на улицах заметно увеличилось количество военных, а также новобранцев; они шли, молодые люди — толпы молодых мужчин — по улице, не в ногу, неровными рядами с чемоданами и просто мешками в руках, мешая уличному движению. Их становилось все больше с каждым днем, а рядом, как с незапамятных времен во время любых призывов в армию, бежали женщины — матери, жены и иногда дети… Через неделю-две на улицах больше не было новобранцев — они или проходили учение где-нибудь за чертой города, или уже сражались с наступающей немецкой армией.