— Дядя Еши, сыграйте хоть одну песню! Хоть маленькую, — умоляюще попросил Доржи.
— Завтра. Завтра сыграю. Приходи к Ухинхэновым. А потом на моей Рыжухе прокатимся.
…На следующий день Доржи прибежал к Ухинхэновым, как только из степи пригнали коров, сказал, что Еши обещал играть на хуре. Ухинхэн усмехнулся.
— А он уже вернулся? Ну и натворил он дел…
И Ухинхэн рассказал.
Ганижаб позвал Ещи на свадьбу своего родича. — играть на хуре, на обещания не поскупился.
Еши уселся на белом войлоке, как самый почетный гость, поджал под себя ноги калачиком, склонился над хуром. С улыбкой оглядел людей, будто собрался одарить их самыми дорогими подарками. Все притихли.
И вот он заиграл. Но не веселая музыка раздалась в богатой юрте. Все взглянули на невесту: хур рассказывал про ее горе — бедную девушку выдавали насильно за большой калым. Женщины вытирали украдкой слезы, мужчины молчали. Невеста вдруг вскрикнула и разрыдалась. Ганижаб встал, злой, руки трясутся; но он не закричал, как все ожидали, а тихим, умоляющим голосом произнес: «Сыграл бы ты, Еши, что-нибудь веселое. Здесь ведь свадьба идет».
Еши кивнул — согласен, значит. Встал — молчаливый, степенный… Низко поклонился на все четыре стороны, проговорил будто про себя: «Ганижаб-бабай желает веселую музыку. Что ж, можно и веселую».
И заиграл. Хур его больше не плакал, не стонал, не жаловался. Хур вдруг залаял паршивой собачонкой, заквакал болотной лягушкой, заблеял козлом, запел тонким-тонким комариным голоском.
Гости переглянулись. Сначала никто не посмел смеяться. Все понимали: это не озорство, не шутка, это — плевок в лицо кичливому хозяину. Потом в народе началось оживление, а еще через миг раздался дружный веселый хохот.
Ганижаб подошел к Еши и зло проговорил: «Если разучился играть, уйди. Я тебя на свадьбу не гостем звал, а нанял. Плату обещал». — «Я за плату никогда не играю», — спокойно ответил Еши, взял свой хур и неторопливо вышел.
— Вот какой наш Еши! — закончил рассказ Ухинхэн.
— А разве плох? Сейчас услышите, что я придумал… — весело проговорил Еши, входя в юрту.
Еши сел возле Доржи.
В правой руке у него смычок из согнутого прутика с волосом из конского хвоста. Пальцы левой руки лежат вдоль единственной струны хура. Он с улыбкой посмотрел на ребятишек, чуть склонился над хуром, быстро начал водить смычком. Раздались обрывки знакомых песен, но Еши вдруг опустил смычок.
— С моим хуром я чудеса могу делать. Хотите, я сюда рассвет приведу? Слушайте.
