— Я ни разу не задумывался о том, — сказал старший брат моей бывшей подруги, — что Саёко может покончить с собой. Даже если бы все люди на свете взяли и разом лишили себя жизни, уж она-то непременно выжила бы. Выходит, я заблуждался. Никак не мог подумать, что она из тех, кому свойственны душевные муки и разочарование. Признаться, я считал ее легкомысленной. С детских лет особо не обращал на нее внимания, да и она, думаю, на меня тоже. Наверное, мы с ней были совсем разные… Проще мне было с младшей сестрой. Но теперь мне горько сознавать, что я поступал с ней скверно. Быть может, просто плохо ее знал, наверное, совсем не понимал ее. Видимо, был тогда слишком уж занят собой и в итоге не смог своими силами уберечь жизнь младшей сестры. Но хоть что-то я уж мог бы понять: что именно привело ее к смерти. Вот за все это мне теперь очень больно. Вспоминаю свою заносчивость, свое себялюбие — и в груди нестерпимо ноет.
Мне на это нечего было сказать. Скорее всего, я в ней тоже так ничего и не понял. Как и у него, моя голова была занята только мной.
Старший брат моей бывшей подруги сказал:
— Помнится, в «Зубчатых колесах», которые ты мне тогда прочел, была такая история: пилот постоянно дышит воздухом высот и постепенно перестает выносить наш земной воздух… «Летная болезнь» называется. Не знаю, существует такая или нет, но ту фразу я помню по сей день.
— А память у вас уже перестала улетучиваться? — спросил я, чтобы сменить тему и больше не говорить о Саёко.
— А, это… — Старший брат моей бывшей подруги слегка прищурился. — Странное дело, однажды внезапно пропало. Расстройство было генетическим, поэтому врач говорил, что со временем оно будет только прогрессировать и шансов на излечение у меня никаких. А оно вдруг возьми и пройди, как будто никогда и не бывало. Словно из меня выгнали злого духа.
— Рад это слышать, — сказал я. Я действительно был рад.
— Это произошло вскоре после того, как мы с тобой поговорили. Память потом я уже не терял. Постепенно я совсем успокоился, удачно поступил в неплохой институт, благополучно его окончил, после чего принял отцовское дело. Там, конечно, было несколько крутых поворотов, но теперь я живу как все.
— Рад слышать, — повторил я. — Значит, не пришлось бить отца молотком по голове?
— Ты тоже, я гляжу, всякую чепуху запоминаешь, — сказал он и громко рассмеялся. — Но вот поди ж ты — я нечасто приезжаю по делам в Токио, не странно ли, что в таком огромном городе мы с тобой столкнулись? Сдается мне, нас свела сама судьба.
