Воды — древние, настоянные на травах и корягах, утонувших птицах и зверях-лунатиках, которых месяц выманил из тёплых нор и завлёк в ловушку трясины, — били в нос терпким, кислым запахом, как вишнёвка, которую поставили бродить тысячу лет назад.
Кучка людей забиралась всё дальше и дальше. Хотя мы почти не смотрели друг на друга, наши желания сплелись в немом языке глаз, и все мы, пьяные от усталости, повалились на мшистую кочку и утонули в вязкой дремоте. Только наше негромкое дыхание прорывается сквозь гулкое, звенящее пространство и расходится по нему, как зыбкие круги по воде. Никто не отдаёт приказа встать. Губы, как отрубленные пальцы, не могут шевельнуться.
Влажное тепло, клубясь, поднимается от наших тел, одежда блестящими ледяными щёточками царапает кожу.
Нет, я не усну. Кто-то должен оставаться на страже, как луна в небе. Она тоже устала блуждать по небесной трясине. Там, среди небесной трясины, тоже есть мшистая кочка, на которой почивает ночью болотный царь. Но луна умней, она не даст себя околдовать…
Мои ноги погружаются в сладостное оцепенение. Уже не могу ими пошевелить. Всем телом вжимаюсь в набухшую кочку, пропитанную, как губка, ледяной водой. Понемногу эта вода поднимается из глубины и стягивает голову тонкой стеклянной скорлупой. Но вдруг пальцы на ногах ощущают ласковое, блаженное тепло. А прямо передо мною висят в воздухе и улыбаются серебристо-зелёные глаза, пронизанные лунным светом. «Волк? Нет, — промелькнула мысль. — Волк улыбке враг…»
И тотчас оказалось, что серебристо-зелёные глаза улыбаются на девичьем лице и что эта девушка согревает мои закоченевшие ноги шёлковым, солнечным теплом своего тела. Это она стянула с меня дырявые тяжёлые сапоги и заманила мои ступни в своё тёплое гнездо.
— Ты-ты, — шепчет девушка, и её дыхание льнёт к моему, а её лицо — словно оживший голубой мрамор. — Уже больше трёх лет, как я послала взгляды и слёзы в странствие, чтобы они тебя разыскали. Сомкнулась бы надо мною земля — я взошла бы, как деревце, кнут загнал бы в печь — я поглотила бы огонь и покорила его! И чьей силой? Твоей. Тогда, в саду, когда мы расставались, ты подарил мне перстенёк своей мамы, золотой перстенёк с рубином. Признайся, ты заговорил этот перстенёк, и моя любовь не переставала пылать, как его рубин. Это мой ангел-хранитель, все смерти отскакивают от него и сгорают, как моль в огне свечи.
Она сняла перстенёк, протянула мне, чтобы я его узнал, и стала вырезать им по воздуху, как по древесной коре, нежные слова.
