Аристипп говаривал:
— Кто овладел обычными знаниями, как вот астрономия, геометрия, математика, не занимаясь при том философией, тот уподобился женихам Пенелопы, которые соблазнили ее служанок-рабынь, но не вступили в брак с самой госпожою!
Сиракузский тиран Дионисий Старший имел намерение щедро одарить афинского философа Платона, однако мудрец ничего от него не брал. Узнал о том, Аристипп заметил:
— Да, от щедрости Дионисий не разорится. Нам, которые просят много, он дает мало, а Платону, который ничего не берет, — тиран дает много!
Платон
Настоящее имя будущего знаменитого философа Платона было Аристокл, Платоном[6] же прозвали его за то, что он удивлял людей своим широким лбом.
Однажды Сократу приснился сон, будто бы он держит у себя на коленях чудного лебеденка, который покрывается перьями и вдруг взмывает ввысь с пронзительным криком.
— Удивительный сон! — сказал, проснувшись, Сократ.
А наутро он встретил Платона и сразу обо всем догадался:
— Вот это и есть приснившийся мне лебедь!
В молодости Платон занимался поэзией. Готовясь выступить со своей трагедией на состязании поэтов, он случайно услышал беседу Сократа. Платон тут же бросил свои стихи в костер, произнеся при этом несколько измененную фразу из Гомера:
— Бог огня, поспеши: ты надобен нынче Платону![7]
Платон однажды проживал в Олимпии под общим кровом с незнакомыми ему людьми. Мудрец не открылся им, кто он на самом деле, зато поразил чужеземцев своей скромностью и человечностью.
Когда же эти люди оказались в Афинах, они попросили Платона показать им своего знаменитого тезку — философа Платона. Мудрецу оставалось только опустить голову:
— Это я…
Платон считал гнев недостатком для философа.
Как-то, разгневавшись на раба и боясь поступить с ним несправедливо, философ попросил своего ученика Ксенократа, чтобы тот наказал виновного.
Платон однажды просто-таки купался в философских рассуждениях. Собравшиеся слушали его — как олимпийского бога.
Но тут в помещение ворвался шумный киник Диоген, по прозванию Собака. Его вызывающее поведение, его удары палицею о стены, — все это возмутило даже вечно спокойного Платона.
— Слушай, Собака, как следует! — сказал удрученный Платон.
Диоген, который сам себя охотно называл Собакой, вдруг ощерился:
— А я тебе не собака, Платон! Я не возвращаюсь обратно в тот дом, откуда меня продали в рабство!
(Диоген имел в виду то обстоятельство, что Платон снова собирался отправиться на остров Сицилию, откуда уже однажды был продан в рабство.)
