Зевнув, я дотронулся до распухшей челюсти. От изменения положения сустав щелкнул.
— Вам надо отдохнуть. Вы совсем выдохлись. — Голос Шарлотты заставил меня встрепенуться, когда я уже клевал носом. — Вы не спали всю ночь. Я проснулась, когда вы прикрывали меня одеялом, и наблюдала, как вы стоите у окна.
Я потер затылок.
— Что-то не спится.
Сидя чуть позади, я не мог видеть ее улыбки, но заметил характерное движение щеки.
— У вас акцент усиливается.
— Здесь не только я говорю с акцентом.
Шарлотта засмеялась и покачала головой:
— Поспите. До леса еще далеко.
— Если что…
— Я вас разбужу. Отдыхайте. Ваша помощь пока не требуется.
Я прикрыл глаза и задремал. Я спал своим обычным сном: когда ты в любую минуту готов проснуться, а сны так похожи на реальность. Мне снился дом.
Забор на северной стороне пастбища начинал осыпаться. Весна была сырая, и довольно много камней выпало из ограды после оползней.
Мальчишки помогли мне расчистить осыпавшуюся крошку и убрать камни. Дейви и Невилл, которые были слишком малы, чтобы помогать Стивену и Питеру поднимать камни, занялись смешиванием раствора, а я таскал валуны.
Круживший над холмами резкий ветер все еще нес с собой зимнюю стужу. Из-за свиста ветра я не услышал, как меня окликнули. Невилл тянул меня за рукав.
— Что случилось, cariad bach?[19]
Он ничего не ответил. Этот белобрысый мальчуган не произнес ни слова, с тех пор как четыре года назад его привезли на ферму вместе с десятью другими детьми. Он снова потянул меня за рукав, я повернулся и глянул туда, куда указывал его маленький пальчик.
Выше на склоне холма трудилась моя мать. Весь подол ее платья залепила грязь. Она отчаянно махала руками, зовя меня.
Я встревожился и, распрямившись, попытался удержать бросившихся к ней ребят:
— Ждите тут.
Поспешив к матери, я успел подхватить ее, когда она поскользнулась на мокрой земле.
— Рис! — охнула мать и ухватилась за мою руку.
Озадаченный, я слегка отстранился, чтобы разглядеть ее. Побледневшее лицо, покрасневшие глаза.
— Что случилось? Пришли новости о родителях ребят?
Она покачала головой и молча протянула мне зажатый в кулаке клочок бумаги.
Письмо. Испачканное, с рваными краями. Чернила, которыми были написаны мое имя и адрес фермы, выцвели, но я узнал почерк. Пальцы едва слушались, когда я разворачивал листок. Но едва я начал читать, письмо запылало и, опалив мне руки, обратилось в пепел. Падая сквозь пальцы на землю, пепел превращался в кровь.
Очнувшись от сна, я тут же проверил нагрудный карман и успокоился, только нащупав конверт. Письмо было там, куда я положил его в тот день, когда получил, — потрепанное, но целое и невредимое. Этот сон преследовал меня последние несколько месяцев. Я вытащил из кармана сигарету и сунул ее в рот.
