Семья носила фамилию Лаверде. Мать, донья Глория, – грустноглазая женщина с выщипанными бровями и густыми рыжими волосами (то ли натуральными, что в этой стране встречается редко, то ли крашеными), вечно собранными в идеальную прическу, пахнущую свеженанесенным лаком, – была домохозяйка без фартука: Элейн никогда не видела у нее в руках перьевой метелки, и все же ни на столиках, ни на прикроватных тумбочках, ни в фарфоровых пепельницах не было ни следа желтой пыли, которую она вдыхала, выйдя на улицу. Донья Глория наводила порядок с одержимостью, свойственной лишь тем, кто полностью зависит от внешнего лоска. У отца, дона Хулио, лицо было отмечено шрамом, но не длинным и тонким, какой мог бы остаться от пореза, а крупным и несимметричным (Элейн ошибочно приняла его за проявление кожной болезни). Шрам тянулся по щеке вниз, по линии бороды, скользил по челюсти и спускался на шею, и очень трудно было на него не глядеть. Дон Хулио работал страховым агентом, так что одна из первых бесед с гостьей в столовой при голубоватом свете люстры была посвящена страховкам, вероятностям и статистике.
– Как узнать, какую страховку должен оплачивать клиент? – говорил отец. – Конечно, страховым компаниям это интересно, ведь нечестно, чтобы здоровый тридцатилетний мужчина платил столько же, сколько старик, переживший пару инфарктов. И тут, сеньорита Фриттс, в игру вступаю я – и гляжу в будущее. Я говорю, когда умрет этот мужчина, когда – тот и какова вероятность, что такая-то машина разобьется на такой-то дороге. Я работаю с будущим, сеньорита Фриттс, я тот, кто знает, что произойдет. Это вопрос цифр; будущее – в цифрах. Цифры говорят нам обо всем. Цифры говорят мне, к примеру, рассматривает ли мир вероятность, что я умру, не дожив до пятидесяти. А вы, сеньорита Фриттс, знаете, когда вы умрете? Я могу вам сказать. Если вы дадите мне немного времени, карандаш, лист бумаги и зададите погрешность, я смогу сказать вам, когда и как вы с наибольшей вероятностью умрете. Наше общество одержимо прошлым, а вот вас, гринго, прошлое не интересует, вы смотрите вперед, вас занимает лишь будущее. Вы в этом разобрались получше нас с европейцами: смотреть надо вперед. И я, сеньорита Фриттс, так и делаю: я зарабатываю на жизнь, глядя в будущее, я кормлю семью, рассказывая людям, что с ними произойдет. Сейчас эти люди – страховые компании, но завтра найдутся и другие, кому пригодится мой дар, как же им не найтись. В Соединенных Штатах это понимают лучше всех, потому-то, сеньорита Фриттс, вы впереди всех, а мы – позади. Скажите, как по-вашему? Ошибаюсь я?
