Так они кружили и кружили. Так говорили и говорили. Один – помоложе и повыше, натянутый, как струна, а другой – постарше и со спины уже поникший. Были ли они любовниками? Один странный оборот в единственном сохранившемся письме Павла к учителю мог бы склонить нас к подобному предположению. Но, вместе с тем, помянутый оборот может быть прочитан тремя различными, прямо противоположными способами, так что придется нам за отсутствием других каких-либо отчетливых – прямых или же косвенных улик – признаться, что об этом мы ничего ровным счетом не знаем и, скорее всего, никогда не узнаем. К нашей истории этот вопрос не имеет никакого отношения. Так что вернемся к вещам более серьезным.
Благодаря регистрам Бодлианской библиотеки мы знаем, что студент Павел Некревский занимался там почти ежедневно и что, помимо старых книг, латинских и иных инкунабул, стал он постепенно уделять все больше времени рукописям, причем самым что ни на есть древним и спорным, пока, наконец, внимание его не привлекла та самая, а именно рукопись № 233 из фонда Дригби. Она-то и стала на долгие годы предметом его въедливо-дотошных штудий.
Не Павел открыл эту рукопись: в те времена она уже была известна специалистам. Обнаружил ее один скрывавшийся в Оксфорде от революционных бесчинств у себя на родине французский эмигрант и священник, нумизмат, палеограф и, помимо всего перечисленного, человек крайне любопытный до всего, что пахло стариной. А поскольку помимо прочего в рукописи этой речь шла об императоре Карле Великом, или, говоря иначе, Шарлемане, то наш ученый роялист ею увлекся и даже, как смог – то есть приблизительно и со многими ошибками, – переписал все четыре тысячи два созвучных и согласных стиха, подписанных странным именем Гарольдус. Несколькими десятилетиями позднее вышло первое издание этой рукописи с прежними и новыми, прибавившимися еще ошибками, а затем второе, третье и многочисленные другие, осуществлением которых вышеупомянутое человечество обязано было то французам, то немцам. Хотя все эти издания и являлись публикацией одной и той же рукописи № 233 из фонда Дригби, но отличались они одно от другого до удивительной чрезвычайности. Так что если бы однажды кто-нибудь отважился опубликовать эту и без того длинную поэму, эти более чем четыре тысячи стихов со всеми разночтениями – то есть издать так называемый вариорум – то получился бы поэтический змей длины неописуемой, сравнимый разве что с вариорумом… впрочем, зачем все это нашему читателю, для понимания дальнейшего это ему отнюдь не пригодится, а если, паче чаяния, ему все же интересно, то скажем – сравнимой разве что с вариорумом од Горация.
