Когда я поднимал глаза, я видел в купольном своде восседавшего для поднятия духа бога в голубой мантии. После похорон — отец к тому времени уже уехал — Эдмунд Портен сказал:
— Он просто не хотел вставать на колени, потому и пришел в мундире.
Мать ответила, что ходить в церковь не соответствует более его убеждениям.
— Становиться на колени… Да перед кем? Там же нет никого, — сказала она, — и этому его не в СС научили.
Моя выглаженная коричневая рубаха еще пахла утюгом, когда я на школьном дворе командовал одноклассниками. Я обязан был следить, чтобы по субботам они в полном составе выстраивались на школьном дворе. У меня в записной книжке был список с их фамилиями, итак, я сравнялся с отцом, я тоже стал счетчиком с особыми обязанностями и кое в чем даже его обогнал. Он в свое время на стрельбище СС всего лишь записывал попадания и делал пометки, а я уже командовал.
Один из учеников нашего класса не участвовал, но он так или иначе составлял исключение. У Краппа было что-то вроде головной водянки, он выполнял команды медленнее, нежели остальные; лишь когда его дразнили Водонапорной Башней, он быстро соображал и давал обидчику тумака. Жил он в доме, населенном беднотой, там были вши, гниды в волосах, ему обрили голову. Идиот расплачивался с нами, нападая, когда этого меньше всего ждали. Однажды он подошел ко мне и, ни слова не говоря, ухмыляясь, сбил меня с ног. Я мягонько лежал на своем пристегнутом ранце, Крапп на меня уселся и крепко держал за запястья. Остальные стояли вокруг и наблюдали, для меня это ровно ничего не значило, с таким же успехом на мне могла бы сидеть чокнутая собака, надо просто спокойно ждать, пока он меня отпустит. Далеко он все равно не уйдет. Его незачем брать в расчет. Мне сказали, что я могу вычеркнуть его из списка. И я Краппа из списка вычеркнул.
Я на велосипеде объезжал все адреса. Когда я в форме стоял у двери, матери смотрели на меня сверху вниз, однако были достаточно осторожны и обещали, что камрады вовремя явятся на сбор. Когда одна попыталась было у меня перед носом захлопнуть дверь, я выставил вперед ногу, между дверью и косяком. В другой раз я успел лишь засунуть в дверную щель туристский нож. Я сказал, что обязан буду доложить, если ее сын не явится на сбор. Этим я мог шантажировать матерей своих одноклассников. Я видел, что они чего-то боятся, чего именно, я не очень понимал, но после этого они меня подобострастно впускали. Они должны были расписываться в моей записной книжке рядом с именем и фамилией сына, чтобы не говорить потом, будто я к ним не заходил и они думали, сбор отменен. Что я мог их шантажировать, казалось мне разумным: тем самым я защищал их от собственного доноса. Когда они порывались захлопнуть у меня перед носом дверь, мне казалось, будто они всего-навсего забывчивы. Стыдятся, когда в субботние утра я заглядываю в их неубранные постели. Я был милостив, держался не как вымогатель, а лишь надзирал за приобщением их сыновей к общественной жизни — к флагам, барабанам и громкоговорителям. Был надоедливым соглядатаем, желавшим им только добра. Получив подпись, я доброжелательно говорил спасибо, я стал мальчиком на побегушках у Гитлера.
