— Так ведь ты тогда и перетрусила до чертиков, — напомнил брат.
— Это я тебе только сказала, а ему крикнула: «Стой! Стрелять буду!»
Громко зазвонил телефон. Борис, как ужаленный, вскочил с дивана и бросился к дверям.
— Скажи, что я уже ушел!
— Ага! У самого-то? Никакой ответственности! — крикнула я вдогонку. — Дежуришь по редакции, а убежал решать личные вопросы!
С Борькой я договорилась. Пообещала ему быть осторожной, внимательной, не бегать по Москве сломя голову, не запрыгивать в поезд на ходу, сначала узнавать, сколько он простоит, а потом уж лезть под вагон скручивать концы.
Мы вместе собирали в дорогу все необходимое. Я положу что-нибудь, а он выложит:
— Это совсем не понадобится.
И все-таки чемодан еле закрылся. Стали думать, что из него убавить. Наконец решили — чемодан вообще не брать, все надеть на себя, а в вагоне лишнее снять.
— А какую я книгу возьму в дорогу?
— Книгу не возьмешь, — заявил Борька, завертывая в газету несколько вареных картофелин, хлеб и маргарин. — Ты должна смотреть на щиток, а не в книгу.
Поезд уходил вечером. Мне велено было прийти раньше, чтоб все подготовить к поездке. Борька отпросился у редактора на часок проводить меня.
Мы еле-еле нашли состав. Он стоял среди множества других в дальнем парке станции. На междупутьях валялись консервные банки, грязная бумага, болты, гайки. Иногда дорогу преграждала куча шлака, и мы с трудом обходили ее, упираясь в бока вагонов. Я вообще еле двигалась. Борька надел на меня два своих свитера, опасаясь, что ничью под вагонами может быть сквозняк.
— Безобразие! — сказал Борис, перелезая через кучу шлака. — Надо продрать в газете руководство станции. Зима не за горами, а у них территория захламлена. Ведь это все уйдет под снег и потом доставит хлопот вагонникам.
— Между прочим, Борь, так и нужно назвать статью: «Зима не за горами, а территория захламлена».
— Ну, — пожал плечами Борис, — можно и еще подумать. Знаешь, сколько их в голове, этих заголовков? Каждый день по десятку сочиняешь.
— Куда вы лезете? Не видите, что ли? — послышался грубый окрик.
Из-под вагона высунулся человек в замасленной тужурке, с темными пятнами на лице. В руках он держал грязную, тоже промасленную… паклю не паклю, что-то мохнатое. Возле него кучкой лежали инструменты и детали. Я хотела осторожно перешагнуть через них, но только занесла ногу, как человек снова прикрикнул:
— И вообще ходить тут всяким не разрешается! Отстойный парк не для прогулок.
