— Холодно сегодня, сиди уж. Тебе надо будет телогрейку заиметь.
Тогда я стала прибирать в нашем купе. Принесла в эмалированной чашке воды, попросила у Клавы тряпку, намылила и вымыла в купе стены, двери, осторожно протерла щиток. Особенно повозилась с окном, зато стекло заблестело.
Потом принялась за пол. Чтоб не натоптать, расстелила газету, и в купе от этого стало светло и уютно.
Пришел дядя Федя. Боясь переступить порог, топтался в дверях.
— Ах ты, умница, порядок-то какой навела в нашем доме.
— А ты проходи, проходи, дядя Федя. Я подотру потом, проходи, бери, чего надо.
— Да мне бы стамесочку, Таня. Ты открой ящик-то, да и подай ее мне.
Я открыла ящик, порылась в инструментах. Вот она, кажется.
— Нет, Танюша, это отверточка, а мне стамесочку надо. У нее носик-то пошире, как у уточки, расплющенный.
— Эта?
— Вот, вот. Давай ее сюда, милая. Спасибо тебе. Гляди в окошко-то. Москва близко.
Он ушел, а я села на скамейку и прислушалась, как стучит у меня сердце. Он сказал: «Телогрейку тебе надо заиметь». Значит, думает ездить со мной.
Мне и в окошко хочется смотреть, и на пассажиров, — как они упаковываются, о чем говорят. Оторвавшись от окна, бегу в вагон, подсаживаюсь к знакомым.
— Вы еще дальше поедете? — спрашиваю мужчину в черной косоворотке. С ним девочка лет одиннадцати — Катенька.
— Да вот ее определить к родственникам под Москвой надо. Племянница это моя. Сам-то я на фронт подаюсь.
Он делает мне выразительный жест.
— Родители-то у нее…
Я знаю уже, погибли у Кати родители в Смоленске, во время бомбежки.
Старенькой бабушке помогаю увязать котомку. Она все всхлипывает, волнуется.
— И зачем еду? Им и без меня хлопотно. Но куда я опять одна-то… А, доченька? — тревожно заглядывает она мне в глаза.
— Вы правильно делаете, что едете к сыну, — завязывая узел, решительно говорю я. — Он должен позаботиться о вас.
— Да если бы здоровье, так и не поехала.
— Он встретит?
— Ох, не знаю. Телеграмму соседка посылала.
— Я помогу вам выйти из вагона.
— Спасибо тебе, касаточка. Ох, ох, еду вот, еду…
Собираются пассажиры, прощаются, записывают адреса.
— Чем черт не шутит, может, буду в тех краях, навещу, — пряча в карман записную книжку, говорит молодой человек в очках маленькой девушке с пышными волосами.
Увидела я и того сержанта. Мы оба покраснели, когда встретились глазами. Он сразу полез на верхнюю полку за вещами.
— Таня! — позвал дядя Федя.
Бегу в купе.
— Слушай-ка, голубка. Хотел я сам с тобой к сестре поехать, да, видать, не успею, дело у меня есть.
