Масло мое таяло, и я не знала, куда с ним деваться.
— Разве для дома-то в передний путь покупать надо? — ворчал дядя Федя, и наконец предложил:
— Пойдем в нерабочий тамбур, запихнем там в ящичек твою лепешку.
Мы пошли по вагону — дядя Федя впереди, я за ним. Пассажиры читали газеты, курили, играли в карты. Сержант азартно стучал по чемодану костяшками домино.
Вот он поднял руку, чтоб стукнуть сильнее, но увидел нас, и рука застыла в воздухе.
Дядя Федя прошел, даже не глядя в его сторону, а я улыбнулась, кивнула. И даже чуть подмигнула — мол, не беспокойтесь, все в порядке, не обижайтесь на дядю Федю.
Когда мы возвращались обратно, сержант уже не играл в домино, сидел с краю и будто ждал нас. Я опять тихонько кивнула ему. И он тоже незаметно подмигнул мне одним глазом — мол, понимаю, не сержусь больше.
А вот с Витькой я поступила сегодня иначе. Утром иду по вагону, а он навстречу. Я было хотела улыбнуться, да вспомнила про баркаролу и обошла его, будто не замечая.
И сразу услышала насмешливое:
— Т-ю-ю? А мне — нули!
Через несколько шагов оглянулась. Витька шел по вагону, плечом рванул дверь и скрылся в тамбуре.
После обеда он начал концерт. Я, лежа на полке, все время ждала свою баркаролу, но он ее не завел.
В этот день я впервые увидела начальника поезда. В купе к нам вошла высокая, статная женщина с сияющими золотыми зубами.
— Садись, Антонина Семеновна, — подвинулся на скамейке дядя Федя.
Она прищурила карие глаза, подергала в ухе маленькую, как капелька крови, сережку. Глядя на меня, спросила, усмехаясь:
— Решил, значит, ты, Федор, на пару ездить?
Голос у нее был хрипловатый. Она села и закурила.
Дядя Федя тоже закурил, стараясь выдувать дым в коридор.
— Оберегаешь свою кралю? — засмеялась Антонина Семеновна и встала, очутившись почти вровень с моим лицом.
Неожиданно потрепала меня по щеке. Я не знала, обижаться или нет.
— Не обижайся на меня, — сказала женщина. — Тебе сколько лет?
— Скоро семнадцать.
— Ну, вот. А мне тридцать пять. В матери тебе гожусь, — и вздохнула.
— Они вдвоем с братаном живут, — сообщил ей дядя Федя.
— Гляди-ка ты! — думая о своем, откликнулась Антонина Семеновна и ушла, кивнув нам из дверей.
— Красивая какая!
— Видная женщина, — согласился дядя Федя и, сев у окна, задумался.
Он не видел, а я видела, как мимо двери, уже не боком, прошел сержант. Он улыбнулся мне и кивнул в сторону тамбура. Наверно, хотел поговорить насчет вчерашнего, но я прижала палец к губам — мол, не могу я сейчас разговаривать, дядя Федя все еще немного сердитый.
