Я смотрю в окно на город, вижу его как в тумане. Что ждет здесь Дмитрия Ивановича? Мы так и не узнаем. Его место займет в вагоне другой человек, поезд тронется, уйдет и — все…
Дмитрий Иванович поднимается со скамейки, берет чемоданчик.
— Подъезжаем. Ну, пойду я, спасибо вам.
Мы с дядей Федей выходим вслед за ним. Пассажиры уже толпятся у дверей. Они посторонились, чтоб пропустить Дмитрия Ивановича вперед.
— Вон постовой стоит, — говорит ему Клава. — Ты спроси у него, где госпиталь, чтоб не искать долго-то.
Но к постовому уже подбежала Ксения Владимировна, та, с двумя авоськами, которой я помогала при посадке.
— Товарищ милиционер, — бойко заговорила она. — Тут вот одному нашему адрес госпиталя надо. Сына у него ранило.
— А в каком госпитале лежит? — справился милиционер.
— Дай-ка бумажку-то, — обратилась женщина к Дмитрию Ивановичу, и тот долго рылся непослушными пальцами в своем портмоне. Нашел, подал, милиционер прочитал.
— Значит, так, — сказал он, подведя Дмитрия Ивановича к металлической изгороди. — Как только выйдете из вокзала…
Терпеливо дождавшись конца объяснений, Ксения Владимировна стала наказывать Дмитрию Ивановичу:
— Ты уж там не плачь, сына-то не расстраивай. Может, все хорошо будет. Ну, иди, голубчик, до свидания тебе. Все уладится.
— В грудь ранен-то, — тревожно покачала головой Клава, глядя вслед уходящему Дмитрию Ивановичу.
— Да еще два раза, — вздохнула я. — А мы уедем и ничего не узнаем.
— Да, — грустно кивнула Клава. — Приходят люди, уходят…
Ксения Владимировна тоже не раз забегала к нам в купе. Но мы так и не могли узнать толком, зачем и куда она едет. Бойко рассказывала о семье, жаловалась на свекровь, а как доходила до того, что вот едет, — вдруг умолкала и переводила разговор на другое.
— Тут что-то неладное, — усмехнулся после ее ухода дядя Федя. — Видишь, мужика-то у нее дома нет. Может, на фронте, а может, еще где… Хитрит чего-то баба… и так и далее… Может, замуж за другого надумала, а нам не сказывает.
— Может быть, — соглашалась я.
Заглядывали к нам и другие пассажиры, интересовались аппаратурой, беседовали про войну, иногда в свежих, только что купленных на станции газетах вслух читали сводки Информбюро.
— Гонят наши фашистов. Теперь уж хода им вперед не дают, — радовались сообщениям о взятии городов.
А тот сержант не появлялся. Видимо, дядя Федя так и не извинился перед ним, иначе парень не проходил бы мимо нашего купе боком, лицом к коридорному окну и быстро.
