— Что вы, Витя! — совсем испугалась я.
— Ну, ладно! — махнул он рукой. — Пойду концерт заводить.
Уже выйдя, заглянул снова и спросил:
— Вам какую пластинку завести?
Я назвала итальянскую баркаролу. Очень скоро надо мной щелкнуло, и полилась задушевная мелодия. Оцепенение, охватившее меня, постепенно отходило, непривычное неприятное беспокойство ослабевало. Я даже улыбнулась, вспомнив, как Витька рассчитывался с торговкой. «Нули», — развел он руками. Нет, значит, больше ни копейки.
Я хотела уже слезть с полки, чтоб прибрать масло, но вдруг снова услышала итальянскую баркаролу. С самого начала и до конца! Витька, видимо, забыл перевернуть пластинку. Ну и хорошо, я могу ее слушать сколько угодно.
Но когда я услышала ее в третий раз, заволновалась.
Что это он делает? Совсем с ума сошел!
Соскочила на пол и плотно притворила дверь, будто это могло помочь.
«Не бойся, не бойся, одни мы с тобою», — в третий раз подряд пел Лемешев. По всему поезду, во всех вагонах!
Вот замерли последние звуки… Слава богу! Ох! Ну и Витька! Какой озорник.
И вдруг… опять баркарола! В четвертый раз!
Не зная зачем, я стала натягивать на себя Борькины свитеры, сначала один, потом другой. Наверно, я хотела бежать к Витьке и прекратить его выходки. Но я даже не знала, в каком вагоне радиоузел. Конечно, можно спросить у проводников, но как к ним пойдешь? Что скажешь? Ведь они тоже слышат.
Дверь открылась, вошел дядя Федя.
— У поездного мастера просидел, — сказал виновато. — А ты, поди, уж есть хочешь? Сейчас спроворим.
Глядя на него во все глаза, я напряженно молчала, потому что Лемешев допевал в это время последние слова…
— Чего это ты? — подозрительно посмотрел на меня дядя Федя.
Я только выдохнула в ответ и с облегчением шлепнулась на скамейку — надо мной зазвучала наконец новая мелодия:
Вдоль по Питерской,
По Тверской-Ямской!..
Уже давно мы огибаем большой город. Едем-едем и никак не остановимся. В этом городе сойдет с поезда Дмитрий Иванович, у которого здесь тяжелораненый сын. Дмитрий Иванович, опустив плечи, сидит в нашем купе.
— Один сынок — как свет в окошке, — тихо говорит он. — Не дай бог, что случится — мать не переживет.
— Да чего уж ты так, — уговаривает его дядя Федя. — Врачи умеющие, излечат… и так и далее…
— Как ведь хорошо жили! — восклицает Дмитрий Иванович. — Учиться Коля поступил в институт, на третьем уже был… жениться подумывал… А теперь вот и внучонка не оставит…
Дмитрий Иванович тяжело всхлипывает, зажав ладонью судорожно вздрагивающие губы.
