— Тетя, тетечка! — отчаянно крикнула я пожилой татарке, пробегающей мимо вагона с целым ведром лепешек из масла. — Мне, пожалуйста, пять штук. Я не успею выйти, я отсюда подам вам деньги.
Женщина радостно закивала и, поставив ведро на колено, стала отсчитывать лепешки. А я в это время рылась в своей сумочке. Сколько у меня? Сто… Сто тридцать… Сто восемьдесят! Хватит. Ведь лепешечки совсем тоненькие.
Зажав деньги в руке, крикнула женщине:
— А как мы разменяемся? Мне не достать до вас.
И вдруг увидела Витьку — радиста того длинного, что заходил к нам в купе.
— Витя, Витя!
Он посмотрел на меня веселыми глазами, подошел поближе.
— Помогите нам, пожалуйста! — кричала я из окна. — Она мне должна передать пять порций, а я ей деньги. И никак не можем, не достать!
Витька чуть пожал плечами и, склонившись над ведром, стал выбирать лепешки потолще.
— Э-э! Не рой, — отводила его руки торговка.
Он подал мне все пять лепешек. Какие симпатичные! С отпечатками пальцев. А как пахнут!
— Сколько должна? — крикнула я женщине.
— Тысяся, тысяся, тысяся, — забормотала она, протягивая вверх руки.
Я рассмеялась, покачала головой, давая понять, что не понимаю по-татарски.
— Возьмите, — бросила деньги радисту. — Тут сто восемьдесят. Должно хватить на пять штук. Ох, Витя, еще бы немножко меду!
Витька растерянно перебирал деньги, а татарка вдруг закричала, завизжала, застучала кулаками в вагон. И в это время поезд тронулся.
— Девушка, девушка! — услышала я голос Витьки. — Выбросьте четыре обратно!
Ничего не понимая, лишь бессознательно подчиняясь этой команде, я стала осторожно, по одной выкидывать в окно скользкие ароматные лепешки. Видела, как Витька, шагая рядом с вагоном, подставлял ведро, ни одна лепешка не упала на землю.
— А эту не надо! Слышите — не надо! — строго крикнул он, заметив, что я приготовилась выпустить из рук последнюю, пятую… — Вот тебе, тетка, сто восемьдесят.
— Твести, твести! — не отставала от него торговка.
— Нули! — развел руками Витька. — Хватит с тебя! — и побежал, догоняя подножку вагона.
Вскоре он показался в дверях нашего купе. Я все еще сидела на верхней полке, держа в руке тающее масло.
Витька вошел, закрыл окно. Наверно, решил, что мне холодно в легком ситцевом платье.
— Здесь ведь не магазин, а спекулянты, по три шкуры дерут, — будто извиняясь, проговорил он.
Я вдруг все поняла.
— Как нехорошо получилось!.. Выходит, мы ей остались должны двадцать рублей!..
— Вот еще! — хмыкнул Витька. — Ничего мы ей не должны. Это я растерялся. Надо было за эти деньги две лепешки оставить. Все равно бы не догнала.
