Я промолчала, подумав про себя, что если дядя Федя в купе, так третьему-то и сесть некуда.
Обиженная ушла мыть посуду. Неужели мы поссорились с дядей Федей? В самый первый день. Но ведь он не прав. Нельзя так с людьми обращаться.
Идя обратно, заглянула в купе проводников. Огородив руками книгу, Клава медленно водила глазами по странице и, видимо, шептала про себя то, что читала.
Я стояла долго. Мне хотелось, чтоб она меня увидела и позвала, — пусть дядя Федя немного остынет. Но Клава так и не оторвалась от книги, а я не решилась ее окликнуть.
Дядя Федя сидел за столиком и очищал ножом конец проволоки.
— Залазь, Таня, — сказал он совсем не сердито. — Отдыхай, спи… и так и далее…
«Наверное, завтра извинится перед сержантом, — радостно подумала я. — Сам понял, что зря нагрубил человеку».
— Спокойной ночи, дядя Федя!
— Спокойной ночи! — ответил он и подоткнул под мой матрац угол спустившегося одеяла.
В купе становилось светлее. Я могла уже рассмотреть щиток. На белых кругах копошились бессонные стрелки. Мне показалось — они теряют силы, вот-вот упадут.
Дядя Федя повернулся на узкой полке, открыл глаза. Увидев мою свесившуюся голову, проговорил: «Светает!» — и, привстав, выключил рубильник. Стрелки метнулись вверх, радостно задрожали, словно их спасли от неминуемой гибели.
— Пусть теперь батарея заряжается, — сказал дядя Федя. — А ты спи. Рано еще.
Мне и в самом деле хотелось спать. Я повернулась к стенке, укрылась одеялом и тотчас крепко уснула.
Когда проснулась, в купе было совсем светло. Поезд стоял. За окном слышались голоса.
Я взглянула туда. Ой, сколько народу! Целая толпа. Все больше женщины с низко повязанными платками. Кажется, не русские. А среди них снуют мужчины, много военных. Это наши пассажиры выскочили что-нибудь купить.
Что тут продают? Я всмотрелась хорошенько и ахнула! Конечно же, это масло на капустных листках. Тоненькие лепешечки из него держала чуть не каждая женщина. Пассажиры лезли в карманы, отсчитывали деньги, забирали масло и бежали по рынку дальше, заглядывая в ведра, в чашки, в корзинки. А в них были и соленые огурцы, и горячая картошка, и семечки. На тарелках вытягивали вверх ноги жареные куры, в бутылках белело молоко, желтел мед. А вареных яиц сколько!
У меня закружилась голова от всего этого.
Надо и мне бежать туда! Купить всего. После плеврита врачи велели брату есть масло и мед.
Я стала торопливо натягивать на себя Борькин свитер. Запуталась в рукавах. Сдернула его и, не слезая с верхней полки, стала открывать окно. Оно плохо поддавалось. Еле-еле образовалась щель, в которую я смогла просунуть голову.
