– Во-первых, там, где заводы твои серебряные строятся, крепость поможешь заложить, – и я даже знаю, как город, который там образуется, будет называться, Барнаул это будет. – А, во-вторых, дороги, Акинфий Никитич. До-ро-ги. До Урала, по Сибири, до Алтая, в Приамурье. Нет у нас их, а ведь нужны, и как еще нужны. Треть расходов на себя берешь, и тогда пятнадцать процентов от выработки – твои.
– Хм, – Демидов задумался. Дороги – это дорого. Но необходимо, ему самому, прежде всего, необходимо. – А, давай, государь Петр Алексеевич, на благое дело и мошну растрясти не жалко, – и он протянул мне руку. Крупная рука, обветренная, вся в подушечках мозолей. Я, не колеблясь, ударил по ней и повернулся к Репнину.
– Юрий Никитич, организуй все бумаги надлежащим образом заверенные, в коих укажи, что дозволяю я Демидовым вести разработки серебра и злата на Алтае, на поименованных условиях. И еще, уведоми Якова Вилимовича, что ежели он все еще хочет приблизить племянника своего Александра Романовича, то позволяю я ему искупить вину за шашни с Долгорукими, ежели в качестве инженера тот построит мне те дороги, о которых мы только что с Акинфием Никитичем сговорились. Дозволяю также к помощи Якова Германа обращаться. А ежели Шумахер примется чинить препятствия, то уволить того к чертовой матери, об этом особливо Блюменпроста предупреди.
Репнин быстро все записал и вышел, а я повернулся к Демидову, который смотрел на меня очень внимательно, слегка прищурившись, словно что-то вычислял про себя. Я же коротко улыбнулся и указал на стол.
– Еще чаю? – вот съем пару бубликов и к нашим восточным друзьям перейдем плавно.
У меня оставалось немного времени, чтобы настроиться на предстоящий разговор с моими востоковедами. Основной вопрос, который я хотел с ними обсудить, касался не отношений цинского Пекина с Джунгарским ханством, и даже не отношений калмыков с каждым из них по отдельности. Эти отношения были всегда очень запутанными, как и все, что касалось Востока, и равно непредсказуемые. Ну, Восток – дело тонкое.
Пока Митька убирал со стола остатки нашего чаепития с Демидовым, я обдумывал проблему со связью, точнее с ее отсутствием, а также то, каким образом свалить ту трудность, которую я так и не смог преодолеть при создании телеграфа на радиосигналах. Из-за которой я вынужден изгаляться с проводами, точнее с их изоляцией. А не смог я воспроизвести радиопередатчик Герца, или хотя бы какой-нибудь его аналог из того дерьма и палок, что были мне доступны. Точнее, я не сумел воссоздать катушку Румкорфа. Вот, казалось бы, я – кандидат физических наук и тут такое фиаско. А все потому, что я все эти катушки всегда воспринимал как обычные расходники. Мне в голову не приходило, что надо бы поучиться их собирать. Естественно, я знал принцип их работы, и даже из чего они состоят, но, как оказалось, знать и уметь делать – это две разные вещи. Не понимаю, каким образом, герои немногочисленных книг, что я прочитал про различные попадания, умудрялись буквально на необитаемом острове изобрести и соорудить чуть ли не синхрофазотрон. Это как смастрячить машину времени в джакузи. Или, может быть, это у меня руки не из того места растут? И вот у меня теперь моральная проблема – кому-нибудь подкинуть эту гениальную идею, чтобы товарищ опередил и Румкорфа и Герца, и, чем черт не шутит, забрал их славу себе. И я даже знаю кандидата, который может попробовать с данными вещицами повозиться. Когда там Михайло Ломоносов должен в Москву приехать?
