Жители Прибалтики немецкого происхождения еще до того, как я получил свой официальный пост, отправили своих добровольцев из числа молодежи в организации, где они проходили обучение с помощью германских солдат. Это случилось еще в то время, когда на столь близкую опасность еще никто не рассчитывал[143]. За счет этого хотели заложить основу для будущих вооруженных сил прибалтийских государств. Таким образом, рассчитывали, что времени будет достаточное потому и сделано было немногое. Уже с первых дней моей деятельности я полагал, что обязан всемерно способствовать развитию этого небольшого ополчения – ландесвера. Я наседал на латвийское правительство, чтобы оно признало официальный статус сформированных балтийскими немцами рот и направило бы на их укомплектование и латышскую молодежь. Но латыши в этом вопросе были особенно недоверчивы, а потому все совещания с мертвой точки так и не сдвинулись. Немцы же, напротив, даже удвоили свои усилия, постоянно выпуская воззвания к добровольцам. Штаб армии помог вооружением, насколько мог, так что примерно к началу декабря эта горстка продвинулась столь далеко, что ее можно было двинуть в бой. Наконец и латышское правительство все же разглядело необходимость формирования для себя защиты, а потому дошло до своего рода соглашения с Национальным комитетом балтийских немцев. Теперь в рамках ландесвера формировались немецкие, латышские и русские роты, которые были поставлены под командование германского офицера, для этой цели вышедшего из состава частей германской армии. Никакого официального отношения к этим войскам германские инстанции не имели. Вследствие этого мы были не обязаны оснащать эти войска, а при открыто антинемецких настроениях не только у латышского правительства, но и у латышского населения не имели особой склонности давать в руки оружие бойцам ненемецкого происхождения. Латышское население постоянно натравливали против Германии в газетах и на собраниях, каждый день в латышских изданиях выходили яростные, откровенно оскорбительные по отношению к Германии статьи, так что казалось весьма рискованным выдавать этим людям оружие. Лично я охотно пошел бы в этом отношении навстречу латышскому правительству, однако конкретно в этом вопросе ничего не мог сделать, ведь я не мог распоряжаться запасами имущества армии[144]. А вот штаб армии к латышским пожеланиям относился отрицательно. В этом вопросе позиция командования, как выяснилось позднее, была более правильной, нежели моя.
