Когда Ганс во всеуслышание предложил мне комнату для ночлега, я ответила, что тогда ему придется завтра на джипе отвезти меня в Маутхаузен, но тут мой внутренний голос скомандовал «стоп!».
Три раза спрашивала я, как зовут пса, что без устали гонял по двору гусей и кролика, а потом еще с одним из гусей играть принялся, это он привнес в нашу побывку столько веселья и комизма, что мы напрочь позабыли обо всех заботах. Кличку пса, которого Ганс через два года задавит, из-за чего надолго впадет в неистовую, неприступную скорбь, я позабыла.
Но тогда я думала о собачке, которую Тристан подарил Изольде, настолько веселым и ласковым был этот питомец Ганса, да, Тристан подарил Изольде собачку, – со времени их встречи прошли годы, и все равно они были вдвое моложе, чем мы сейчас, – он подарил ей собачку с маленьким колокольчиком на шее, чтобы собачка ее забавляла и помогла его, Тристана, забыть? Или, наоборот, чтобы о нем напоминать, но весело? И кличку той собачки я тоже забыла, позабыла и саму «тристесс», грусть, что охватила меня, когда мы с разбойником Гансом распрощались, ведь мне надо было в Маутхаузен, бог весть зачем, а поездка туда на джипе не вписывалась в мой эпос.
Мы уходили, и Ганс махал нам вслед.
Мне кажется, пассажиры в поезде – этот разномастный вагонный контингент из спортивного вида чудаков в коротких штанах и горных ботинках, спящих японцев и прилизанных клерков в отутюженных костюмах, едущих на работу в Зальцбург, а может, даже и в Вену, – мне кажется, все они знают, куда я направляюсь и что я не из числа. Туда я еду одна. Нет, не вместе со школьными классами, которым туда надо по программе, и не с ответственного вида туристами, для которых эта поездка – правильный путь к углублению исторического сознания или своего рода моральный императив. Я еду одна, сама по себе, но почему-то мне все равно хочется, чтобы попутчики знали, ну или хотя бы догадывались, чувствовали, куда я еду. Словно это важность какая или невидаль – ехать в Маутхаузен. Некоторые вообще там живут, в этом современном барочном городишке, но я хочу, чтобы они знали, как будто только это их знание и способно придать моей поездке смысл, как будто только тогда эту мою сугубо личную надобность можно считать и даже объявить паломничеством. И хотя я еду в Маутхаузен одна, я, не спрашивая дозволения, еду туда ради всех своих случайных попутчиков. Да, я передам от них приветы, непременно, дорогие мои, вам самим не надо утруждаться, езжайте себе дальше, и только если в горы «побродить» пойдете, меня, пожалуйста, не забудьте, и тогда мы квиты.
