Слова хлестнули. Екатерина с ужасом взглянула на себя в зеркало. В сумрачном блеске июньской ночи неясно высвечивалось ее белое платье, и лицо зыбко маячило в тяжелой зеркальной раме.
Пассек арестован… Ее друг, главный помощник в святом деле, участник заговора против негодного монарха… Успеет ли она? А если неудача? Тогда плаха… Она взойдет на нее с достоинством, как шотландская королева Мария. Но белое платье для сей печальной кончины не годится. Надо строгое, темное…
Екатерина стала сдирать с себя белое платье.
— Матушка, — только уронил Орлов.
— Черное, дай черное, — шептала Екатерина няньке. — Скорее…
У кареты поджидала дрожавшая от утреннего холода фрейлина, и кучер подтягивал упряжь, хладнокровно поглядывая кругом, привыкший ко всему.
Екатерина повернулась к морю, которое всегда успокаивало ее. Но сегодня с моря неприветливо тянуло тяжелым северным холодом. Екатерина торопливо вошла в карету. Камер-юнкер вскочил на запятки.
Орлов взобрался на козлы рядом с кучером и оглянулся на оцепеневшую в карете царицу.
— Ну, матушка, с богом! Гляди, денек будет жаркий!
Кучер дернул было поводья, но Орлов, выхватив у него кнут, яростно ожег лошадей.
Он хлестал их, когда карета отъехала от Петергофа, он хлестал их по взмокшим бокам, когда колеса покатили по ровной песчаной дороге, идущей к Петербургу, он хлестал их, когда, хрипя, они уже сбавляли бег.
Страх схватил Орлова за горло, когда он почувствовал, что кони сдают. lie иначе, опоил их конюх: влил в брюхо каждому по бочке, петровский выкормыш, вонючая требуха, прусский шпион.
— Просмотрел, каналья, шипел Орлов. — Испортили копей.
Помилуйте, ваше превосходительство, — оправдывался кучер, — как можно. По закону давали, положенное…
— По закону! Вот повешу тебя за ноги… по закону.
Шепотом изливал Орлов проклятия на голову кучера. Но громче сказать боялся, на царицу не оглядывался, Знал: станут кони, погибло дело. В поле Петр придавит, как блох на ладони. Одна надежда, что спит пьяница. Но ведь холопы его не спят, заарканят и потянут на дыбу.
И кони стали. Правый вдруг споткнулся, передние ноги его подогнулись, и он рухнул на колени.
Орлов спрыгнул с козел, злобно сжимая рукоять плети. Конь хрипел, с ужасом отворачивал морду от подходившего человека.
— Не надо, — раздался за спиной голос Екатерины. — Не бей.
— Жалостливая ты, матушка, — отвечал Орлов. — А добреньких как траву выкашивают. Ну что ж, птичек слушать будем.
И он бросил мокрую плеть на песок.
