«Пришла пора подорожить народным языком», — откроет Даль смысл, цель, дело своей жизни, предлагая современникам и потомкам «склад запасов», по его же объяснению, «живого русского языка, как ходит он устно из конца в конец по всей нашей родине». Он скажет об этом в «Напутном слове» к «Толковому словарю живого великорусского языка».
«Мы должны изучать простую и прямую русскую речь народа и усвоить ее себе, как все живое усвояет себе добрую пищу и претворяет ее в свою плоть и кровь» — вот о чем радеет Даль в течение всей своей многотрудной (то есть и непростой, и исполненной многими трудами) жизни; слово «радеть» он опять-таки толкует: усердствовать, желать всей душой.
Особое волнение, которое испытываешь, когда берешь в руки именно Далев Словарь, вызывается этой удивительным образом сохранившейся, живущей в нем народностью: каждое слово является здесь «на своем корню», напитанное «соками», на которых оно выросло (к чему составитель особенно стремился), за каждым словом непостижимо встает картина народной жизни, люди, создавшие это слово, метко и выразительно пускающие его в дело…
Жизненные пути-дороги Даля подчас неожиданны, повороты иногда круты, но вопреки геометрии («Прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками») пословица учит: «В объезд, так к обеду, а прямо, так, дай бог, к ночи». Даль толкует пословицу: «Укорачивая путь, часто плутают». «ПРЯМОЙ», по Далю, — это еще «правый, истинный, настоящий» или — чудесное объяснение — «самый он». Геометрически непрямой жизненный путь Даля — самый он: всего точнее, всего истиннее ведет к цели.
…Спешит мичман на Черноморский флот, на службу, — откуда ему знать, что скоро снимет он красивую морскую форму, наденет новый мундир, после и его оставит, и третий тоже, что на роду ему написано менять мундиры, занятия, места жительства, колесить по России, встречать на своих путях-дорогах множество разных людей — и при этом постоянно, в течение полувека, записывать и объяснять всякое новое, да и, казалось бы, давно знакомое слово.
Наверно, приятели Владимира Ивановича соболезновали ему, когда узнавали о внезапных переменах в его жизни, о поворотах в его судьбе. Наверно, и сам Даль по этому поводу сетовал да покряхтывал, но вряд ли не чувствовал, не предчувствовал, что нужна ему именно такая и только такая судьба.
Сидел бы он век свой в тихом, пыльном кабинете, листал толстые книги в кожаных переплетах, выписывал слова на розовые и желтые карточки, могло случиться, и Словаря бы не было: Далева — наверняка.
