Пустые раздумья без изучения канонов губительны. Внутри себя всё равно не найдёшь того, чем обладала «высокая древность», поэтому ей следует целенаправленно обучаться.
— Я, — говорил он по этому поводу, — часто целые дни не ем и целые ночи не сплю, всё думаю, но от этого нет пользы. Лучше уж учиться…
Но учение для него не просто механическое изучение ритуалов. Отнюдь!
— Надо, — говорил он, — изучать поступки древних правителей, их жизнь и постоянно размышлять над ними, пропуская их через свое сознание и дух. Учиться и не размышлять — напрасная трата времени, размышлять и не учиться — губительно…
Учиться, считал Конфуций, надо всегда и везде, не стесняясь учиться даже у прохожего и простолюдина.
— Идя в компании двух человек, — рассказывал он, — я всё равно найду, чему научиться у них. Хорошие качества я постараюсь перенять, а узнав о плохих чертах у других, я постараюсь исправить то же самое у самого себя.
Когда Конфуций говорил, что готов обучать учеников за символическую плату — «связку сушеного мяса», он не имел в виду только то, что был готов принимать в свою школу бедных.
Это само собой! За «связкой сушеного мяса» стояло гораздо большее: ритуальный характер обучения, так как именно связку сухого мяса приносили в жертвы духам.
Дабы не быть голословным, он читал вместе с учениками старинные рукописи, толковал тексты, объяснял обряды.
Того, кто не задумывается о далеких трудностях, непременно поджидают близкие неприятности
Слово должно быть верным, действие должно быть решительным
Блажен тот, кто ничего не знает: он не рискует быть непонятым
Конфуций рассказывал бесконечные истории о древних правителях и мудрецах. Но рассказывал он не о том, кто и что делал, а о том, как все эти люди вели себя в той или иной ситуации.
И, конечно, речь, прежде всего, шла о том, проявили ли они человеколюбие и не нарушили ритуал.
Он как бы говорит ученикам:
— Если хотите добиться чего-нибудь настоящего, проверяйте себя древностью…
Именно таков был самый революционный на тот момент метод преподавания Конфуция.
Он делился с учениками своими мыслями о золотом веке, который хотя и ушел давно в прошлое, но мог при желании и опредленной работе мог быть воскрешен.
Учитель не устраивал семинаров, а подзывал к себе одного-двух учеников и проводил в их обществе несколько часов, занимаясь разными домашними делами.
Говорил односложно, весомо, с какой-то ненавязчивой, но неоспоримой убедительностью.
Но самым интересным было то, что он не делился никакой информацией и даже по большому счету не учил в традиционном понимании этого слова.
