— Давай.
Николай стал не спеша называть населенные пункты и ориентиры, расположенные на трассе полета от стоянки бригады до Херсона. Анна Петровна проверяла его по карте.
Тупиков и комиссар, ставшие невольными свидетелями этой сцены, переглянулись. Они подождали, пока Гастелло не сказал:
— Захожу на посадку...
Тогда они поднялись на крыльцо и постучались.
Как бы невзначай глянув на карту, комиссар спросил:
— Как у вас обстоит дело со штурманом?
— В каком смысле? — удивленно спросил Гастелло.
— Довольны им?
— Вполне.
— Надежный штурман?
— Безусловно.
«Зачем же тогда эти упражнения?» — хотел было спросить комиссар, но удержался. Строго говоря, возражать не приходилось. Было бы идеалом, если бы все командиры кораблей могли дублировать своих штурманов.
...Возвращаясь от Гастелло, Тупиков и комиссар шли некоторое время молча.
Комиссар приостановился, чтобы закурить, и сказал:
— Будет толк.
— Не люблю узких людей, — ответил Тупиков.
— Узких?
— Даже дома думает только о полетах! — Капитан пожал плечами. — Это уж слишком.
— Вы находите?
— Я бы предпочел, чтобы он дома играл на своем баяне.
— Каждый развлекается, как хочет и как может.
— Мне жалко женщину, которую муж развлекает «полетами».
Комиссар протянул Тупикову портсигар:
— Курите...
— Удивительно прозаическая фигура, — продолжал капитан.
— Вы думаете? — спросил комиссар между затяжками и машинально оглянулся на окна Гастелло. Окна были темны...
Гастелло выключил свет и, задумавшись, стоял у окна. Он глядел в ночь. Правой рукой он обхватил плечи прижавшейся к нему Анны.
Вдали, там, где кончался луг, по берегу реки смутно светились стволы березок. посеребренные луной. Над лесом низко повис полог бледного неба.
Николай повернулся к двери. Послушная его движению, повернулась и Анна. Они вышли на крыльцо, медленно спустились по ступеням и освещенным луной лугом пошли к лесу. Тени тянулись за ними, ломались в траве. Когда в лицо им дохнуло ароматным теплом ночного леса, Николай негромко заговорил:
Какое счастье:
И ночь, и мы одни.
Река — как зеркало, и все блестит звездами.
А там-то... голову закинь-ка да взгляни:
Какая глубина и чистота над нами.
Какое счастье!..
Анна теснее прижалась к Николаю и замедлила шаг. Ей хотелось затаить дыхание и ступать неслышно. Она одна знала, как он любил стихи, и ей нравилось, когда он их читал.
Мечтательно повторила за ним:
— Счастье!..
Он наклонился к ней и, глядя в глаза, спросил:
— Счастье?..
