Горячие сердца | страница 44
Высоко в воздухе короткие крылья истребителя сверкнули острыми вспышками в чистом ранверсмане[11].
Баранов, не оборачиваясь, через плечо, спросил начальника школы:
— Куда выпускаете?
— Хотел отдать ему лучшую истребительную вакансию.
Но едва начальник школы успел договорить, как все увидели, что, делая двойной переворот, истребитель сорвался в штопор.
Лицо Баранова снова потемнело. Значит, и этот хваленый «лучший» далеко не так хорош...
А самолет штопорил. Один виток, второй...
До земли оставалось уже не так много. Инструкция на этот счет была ясна — парашют.
Все глаза были устремлены на штопорящий самолет.
Напряженное молчание нарушил сердитый голос Баранова:
— Нуте-с, он боится парашюта... ваш «лучший»?
Начальник школы молчал. За него ответил комиссар:
— Не в характере Гастелло бояться.
— Кажется, зря ручаетесь, — проговорил Баранов, не отрывая взгляда от самолета.
Кое-кто из стоявших на аэродроме уже перевел взгляд со штопорящего истребителя на приблизившийся к летному полю санитарный автомобиль.
В следующее мгновение те, кому не хотелось видеть неизбежную гибель товарища, отвернулись или зажмурились.
Однако ни через секунду, ни через две они не услышали характерного звенящего хруста, с которым врезается в землю самолет. Не было слышно и взрыва воспламенившихся баков. Только свистели расчалки и шуршал воздух, рассекаемый винтом.
Николай точным движением вывел машину из штопора и безукоризненно посадил ее рядом с «Т».
Пока он вылезал из кабины и, твердым шагом подойдя к Баранову, докладывал о полете, никто не проронил ни звука. Слишком велико было напряжение.
Николай закончил рапорт и отнял руку от пилотки.
Баранов спокойно, словно ничего не произошло, спросил:
— Побоялись выпрыгнуть?
Николай посмотрел на него с недоумением и промолчал.
— Нуте-с, почему не воспользовались парашютом? — переспросил Баранов.
— Я забыл доложить вам перед вылетом, что совершу посадку по-чкаловски.
Теперь с таким же недоумением посмотрел на него Баранов:
— Вы знаете Чкалова?
— Лично не знаком, но...
Николаю очень хотелось рассказать, как высоко он ставит свой идеал — Чкалова, как хочет подражать ему. Но не мог же он, в самом деле, исповедоваться тут, перед этим суровым человеком, к тому же приехавшим сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать излияния всяких мечтателей!
— Нуте-с?
— ...но я слежу за его работой.
— И знаете об этой его посадке?
— Да.
— И могли бы ее повторить?
— Да.