— А летчики как же?.. Тоже свои?
— Непременно, непременно из своей среды... Вот ты, например. Почему бы тебе не начать готовить себя к этому делу? — сказал моторист.
— Мне?!
И Николай, зардевшись еще сильнее, спрятался за спину отца.
Вечером, под лампой, Николай долго сидел задумавшись, забыв о задачах, которые собирался решать.
В доме давно спали...
«Нужны, ох, как нужны свои самолеты...» И летчики...
А чтобы стать летчиком, сколько нужно всего знать!..
Что ж, придется приналечь на ученье.
Именно в эти дни произошел случай, который, вероятно, взволновал бы Николая, если бы он о нем узнал.
К начальнику московских мастерских Казанской железной дороги приходил человек в солдатской шинели. На его груди в розетке из красной ленты красовался боевой орден Красного Знамени. Человек этот был высокого роста, худ, сутуловат. Длинное красное лицо его носило следы давних рябин. Был он комиссаром броневого управления Красной Армии и приходил в мастерские, чтобы протолкнуть порученные этим мастерским заказы на части к броневым автомобилям. Звали этого человека Петром Ионовичем Барановым.
Чтобы справиться о ходе работы, начальник железнодорожных мастерских в присутствии Баранова вызвал из литейного цеха старика Гастелло.
Выйдя от начальника, Франц еще некоторое время думал над странностью в речи посетителя: то и дело тот пускал в ход одно и то же словечко:
«Как идут дела с нашими отливками?.. Нуте-с?»; «Значит, казанцы нас не подведут?.. Нуте-с?»
Франц усмехнулся: это выходило смешно — словечко было совсем ненужным. Привяжется же такое к человеку!
Вернувшись в мастерскую, где у вагранки стоял Николай, Франц и думать перестал об этой странности гостя. Он не подозревал, что это «нуте-с» крепко сидело в памяти его сына. Николай хорошо помнил это характерное словечко в речи солдата, когда-то поддержавшего мальчика в намерении идти в Москву.
Так и не встретились на этот раз Николай и Баранов, хотя их пути шли в одном направлении — к авиации...
