— Все в порядке... кроме погоды.
Дежурный протянул метеосводку.
Гастелло просмотрел ее внимательно. Прогноз не сулил ничего хорошего. Днем на трассе прошли дожди, и к вечеру плотный покров кучевых облаков сделался еще плотнее.
Гастелло посмотрел на юго-восток. Темная полоса тянулась оттуда далеко на северо-запад, отдельные облака слились в одну плотную массу. Было очевидно, что если самолеты и не встретят грозы, то хорошая болтанка им обеспечена.
Гастелло повернулся было к выходу, но на секунду задумался и подошел к коммутатору, где сидела Анна. Сделал вид, будто хочет проверить позывные:
— Значит, на сегодня «Анна»? — А сам улыбнулся: — Наверно, это счастливые позывные... для меня.
— Надеюсь, — негромко произнесла она, пытаясь улыбнуться. — От Федота письмо пришло: получил новое назначение.
— Федот — молодец. Настоящий мужчина! Такой возьмется за дипломатию — военным можно будет сложа руки сидеть, — сказал Николай как можно беспечнее. — Однако я тебе мешаю?
Он взял ее руку и пожал двумя своими. Это были большие и крепкие руки, словно из железа. А пожатие было мягкое и ласковое.
Прежде чем отдать команду «по самолетам!», Гастелло приказал заглушить все моторы и экипажам собраться к нему.
— Я хочу, чтобы каждый член экипажей эскадрильи представил себе смысл сегодняшнего задания. Наша цель — один из аэродромов, на который немцы перебросили из центральной Германии в общем около трехсот бомбардировщиков дальнего действия. По данным нашего командования, эта масса предназначена для налетов. на Москву. Нам с вами выпала честь первыми ударить по гнезду стервятников... По самолетам!
Земля уже погрузилась в темноту, а солнце все светило и светило в лицо Гастелло. Чем ниже оно уходило за горизонт, тем выше поднимался самолет. Долго еще на фонаре летчика поблескивал красный отсвет. Потом он зарозовел только на краях облаков. Потом исчез совсем.
На приборной доске засветились синие огоньки лампочек. Внизу, в штурманском фонаре, время от времени мигал мягкий свет над планшетом. Николаю был виден лишь его отблеск, выхватывавший из темноты бок штурмана. А когда штурман лег на стекло пола, Гастелло стали видны только широкие подошвы штурманских унтов.
Земля была черной. Такой угрюмой и насторожившейся она никогда не бывала в мирное время. Словно каждый кустик стремился остаться незамеченным.
Пересекли железную дорогу, обогнав неосторожно дышащий искрами паровоз. Вероятно, машинист за грохотом локомотива не слышал высоко идущих машин.
