Перчатки, обувь, очки, планшеты, термосы — все было важно.
— Не может быть мелочей там, где делается большое дело. А партия и правительство поставили нас на самое большое дело, какое может быть доверено гражданину, — на защиту Родины.
Никто из людей не роптал: командир был прав.
Но очень ошибся бы тот, кто подумал, что Гастелло — педант, не жалеющий своих людей. В конечном счете, благодаря привычке все делать во-время, ничего не откладывать на «потом», не давать мелочам разрастаться в крупные дефекты, в его эскадрилье подготовительная работа заканчивалась раньше, чем в других.
К полудню, когда командиром полка было отдано распоряжение освободить весь летный состав для отдыха, люди Гастелло уже давно отдыхали.
Получив боевое задание, отдохнувший Гастелло засел со своим штурманом за работу над картой. Только когда им самим все стало ясно, были подняты летчики и штурманы. В штабе эскадрильи слышался приглушенный гул голосов и шелест карт.
Каждому командиру самолета, подходившему с докладом о готовности, Гастелло задавал несколько вопросов. Оказывалось, что капитан не только знал все детали служебной деятельности своих командиров, но был в курсе их личных дел и дел их подчиненных. Он знал о семейных обстоятельствах радистов и стрелков многое, чего не знали командиры их кораблей. Оказывалось, что его заботило все. Но только сегодня об этой осведомленности узнали другие.
— Командир сегодня особенный...
— Особенный, правда.
— В общем, конечно, я хотел бы когда-нибудь стать таким же.
— Не так-то это просто!
— Характер надо иметь...
К 18.30 Гастелло доложил командиру полка о готовности эскадрильи и получил приказ прогреть моторы к двадцати часам.
Сумерки выползали из леса, обступившего аэродром, когда на крыльях бомбардировщиков слабо засветились венчики выхлопа. По мере того как темнело, эти венчики делались ярче. Они горели, как волшебные цветы с голубыми прозрачными лепестками, то удлиняющимися, то укорачивающимися, окрашиваясь по концам желтыми или красноватыми бликами. Гастелло издали смотрел на эти необыкновенные цветы, но ему было не до поэтических ассоциаций. Он отмечал только хорошее или плохое сгорание смеси, правильную или неправильную регулировку карбюраторов, работу форсажа. И делал короткие замечания инженеру эскадрильи.
Свою машину Николай, как всегда, еще раз осмотрел отдельно уже не как командир эскадрильи, а как летчик. Потом пришел на КП полка.
— Никаких перемен? — спросил он у дежурного.
