Горячие сердца | страница 100
— Его спасло то, что он сумел погасить скорость, — спокойно проговорил полковник.
Но ему никто не ответил: дежурного уже не было в будке, а голова Анны беспомощно лежала на столе коммутатора.
24/VI 1941 г.
На следующий день вторая эскадрилья ушла на задание шестеркой. Не хватало самолета, не вернувшегося с ночного задания, безнадежно разбитого самолета Николая и третьего, на котором меняли подбитый мотор.
В этот день Николай принимал новый самолет.
Домой пришел поздно. Внимательно прослушал, стоя у карты, первое сообщение вновь созданного Советского Информбюро: «Противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском, Гродненско-Волковысском, Кобринском, Владимир-Волынском и Бродском направлениях, встречая упорное сопротивление Красной Армии. В ответ на двукратный налет немецких бомбардировщиков на Киев, Минск, Либаву и Ригу советские бомбардировщики трижды бомбардировали Данциг, Кенигсберг и другие города...»
Финляндия предоставила свою территорию в распоряжение германских войск и германской авиации. «Значит, ничему не научились, — подумал Николай. — Научатся!..» Румыния предоставила свою территорию полностью в распоряжение германских войск...
Задумался, потом сказал:
— Завтра уйду очень рано.
У Анны хватило сил только на то, чтобы вопросительно поднять на него глаза.
— Будем проверять новый самолет... Нужно полетать с новым штурманом, — сказал он, делая над собой усилие, чтобы подавить охватившую его жалость к жене.
У нее мелькнула надежда:
— Значит, еще несколько дней пробудешь дома?
— Нет. Я дал себе на это один день.
И подошел к постельке спавшего Виктора.
— Вот что... Виктора отвези к деду, в Москву, пусть он...
Анна не дала ему договорить:
— Это сделает мама.
— Как хочешь.
И, как всегда перед сном, притронулся кончиком пальцев к пушистым волосам мальчика. Постоял в раздумье, нагнулся и поцеловал головку спящего сына.
— Значит... остаешься? — спросил он жену.
Чтобы не выдать себя, ответила:
— Ведь я работаю в штабе.
— А-а, чуть не забыл.
Это была неправда. Николай никогда ничего не забывал. Не мог он забыть того, что было ей труднее всего на свете: сидеть у аппарата и ждать, ждать...
Она не выдержала и подошла к нему:
— Коля!..
Он взял ее голову двумя руками, посмотрел в глаза:
— Ну?
— Зачем ты носишь при себе портрет Нестерова?
Остальное он прочел в ее взгляде. Его душа наполнилась благодарностью к женщине, сумевшей ни разу не смутить его вопросом, который не мог не мучить ее столько лет.