Тошнотный клубок снова стал приближаться к горлу Анны.
Но внимание привлек радист:
«Говорит Буря... Переключаю на командира...»
И она услышала голос Николая:
«Сейчас прыгнут стрелок и радист. Штурман прыгать не может. Тяжело ранен в обе руки. Подготовьте мне посадку с северо-запада. Иду юзом под сорок пять градусов. Попытаюсь сесть. Если поняли, дайте две белые... Спасибо. Дайте на меня прожектор. Бросаю экипаж. Ухожу на круг. Вернусь через пять минут».
Анна чувствовала, что ее шея стала вдруг слишком слабой, чтобы держать голову, отягощенную наушниками. Их стальной обруч сжимал череп, как тисками. А клубок в горле стал таким большим, что она должна была открыть рот, чтобы глотнуть воздуха. Но все это длилось лишь до того мгновения, когда в ее сознание, как сквозь вату, вошла фраза, сказанная полковником:
— Нужно сменить у коммутатора жену Гастелло.
— Да, это не для нее.
Анна выпрямилась на стуле.
— Товарищ Гастелло, мы вас сменим.
Она обернулась к двери, за которой сиял свет прожектора:
— Нет.
Ей показалось, что в луче на мгновение сверкнул самолет, но внимание тотчас отвлекли появившиеся в световом столбе парашютисты. Их черные точки стремительно скользнули по светлому спуску. Как вспьшка белого пламени, раскрылся первый парашют... второй...
Гул мотора удалился к востоку.
Стрелки снова тащились по минутам, как мертвые.
Две...
Три...
Четыре!
Звук мотора возник одинокий, сиротливый.
Пять минут!
«Говорит Буря... Буду садиться так, чтобы спасти штурмана. Если все готово, дайте две зеленые».
— Свет? — откуда-то из бесконечного далека донесся до нее голос полковника.
— Наготове, — ответил капитан.
— Пожарные, санитарка?..
Ей захотелось закрыть глаза.
Но даже сквозь опущенные веки по зрачкам ударил яркий свет, заливший посадочную дорожку. Каждая шероховатость бетона была видна. По сторонам, серебряные от яркого света, пошевеливались травинки. Каждая шевелилась в отдельности. И каждую было видно.
Наступила тишина. Такая полная, что Анне казалось, будто она слышит, как шевелится трава.
Гул мотора приближался. Стал ниже. Еще ниже. Перешел в свист винтов, в шуршание воздуха о крылья исковерканной машины. Шум катился, как бесформенный комок звуков.
Самолет вынырнул из темноты неожиданно. Он ворвался в полосу яркого света боком, крылом вперед. Над самой землей, когда ноги нелепо торчавшего вперед шасси уже едва не зацепились за бетон, нос самолета вдруг задрался и полез вправо и вверх. Машина повисла, провалилась, зацепилась хвостом за дорожку. Скрежет хвоста о бетон тотчас сменился гулким хрустом крыла. Самолет повернулся на нем, как вокруг вертикальной оси, и с грохотом упал всем брюхом на бетон.
