Он улыбнулся, как умел улыбаться только для нее, — светло и беззаботно:
— Нестерова тут давно нет.
Он показал ей все, что было в нагрудном кармане.
— А я столько думала…
— Я давно понял, что советский летчик должен думать не о том, как нужно умереть, а о том, как драться.
— Значит, прежде...
— Когда-то думал: главное — понять последний шаг.
— И ты мог жить с этим?.. Один!
— Иногда лучше ошибаться в одиночку.
— Разве это не тяжелее?
— А разве лучше, если будет тяжело двоим?
— Но потом ты понял?..
— Не будь за мною партии, может быть, и не понял: всякие разговоры о предопределенности, о жертвенности и прочем — умничанье и рисовка. Нам они не к лицу. Посмотришь вокруг, подумаешь и...
— Хочется жить!
— Перед нами такая большая, такая благородная задача — борьба за самое правое дело, какое знавала история.
— Для этого нужно жить.
— Как можно полнее и как можно дольше!
— Чтобы работать!
— И бороться... Ради этого стоит зубами драться за жизнь. За свою и чужую. Ради дела, ради всех вас, ради... него. — Николай кивком указал на спящего Виктора.
— Значит, ты... — Она, не договорив, прижалась к его плечу. —Ты меня очень успокоил.
— После войны пойдет другая жизнь. Куда сложнее!.. Нужно готовиться в академию.
— Дай список, подберу тебе книги...
Не выпуская ее из объятий, Николай подошел к дивану и сел.
Анна сидела, тесно прижавшись к нему.
Долго молчала, потом спросила:
— О чем ты думаешь?
Ответил не сразу.
— Хочешь, прочту новые стихи?..
И умолк, словно перечитывая их мысленно. Она не торопила. Знала, что если стихи ему нравятся, он их непременно прочтет:
...в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке, —
Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину, такую,
Какой ее ты в детстве увидал, —
Кусок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком...
Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть... Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.
Они помолчали.
