Кое-где есть еще куски пустыни — примятые холмами, в трещинах оврагов. Но их песенка спета, теперь в Акинте камни машинами убирают.
Мирак до того, как солнце палить начало, успел тракторам горючее подвезти, сейчас вот возвращается.
— Мирак, скажи брату, пусть ко мне зайдет, он у нас молодой кадр, — Киракосян вдруг сдвинул брови: надо ж было об этом в такое ясное утро вспомнить!
Группа молодых людей написала секретарю райкома жалобу — мол, они студенты-заочники четвертых-пятых курсов Ереванского сельскохозяйственного института и хотят работать по специальности, а директор совхоза Киракосян не идет им навстречу, ссылаясь на то, что нет работы, в то время как у большей части совхозных бригадиров начальное образование.
Все жаловались, только Арма не жаловался. Заявление, обращенное к секретарю райкома, вернулось назад к директору совхоза и сейчас лежит в ящике стола.
«Всем откажу, а вот Арма назначу бригадиром... Он, кажется, на пятом?.. И как эти пять лет пролетели...»
— Мирак, — снова позвал Киракосян, хотя машины Мирака уже и след простыл, — скажи Арма, пусть придет, сделаем его товарищем... «Как его фамилия? Мокацян?» — Сделаем его товарищем Мокацяном.
Арма поливал кусты шиповника и роз, которые вместо каменного забора густой стеной оградили его участок — сад. Соседский мальчишка, шестилетний сын невестки Пайцар (та уже казалась женщиной в летах, но ее все по-прежнему звали невесткой Пайцар), неумытый, в одной рубашке, сидел на заборе и серьезно, с большим интересом смотрел на белый свет. Сидел он в тени абрикосового дерева, ствол которого был скрыт каменной оградой, и создавалось ощущение, будто сама она, ограда эта, цветет. Невестка Пайцар успела ни свет ни заря испечь лаваш и добавить к ароматам утра запах свежего хлеба. Сейчас она поливала двор, окликая время от времени своего мальчишку, а тот вроде и не слышит, сидит себе на заборе и глазеет на белый свет.
Кап... кап... кап... Капает вода из гура, притулившегося к стене кухни. Бока его стали уже замшелыми, и с нитей мха медленно падают серебряные капельки. Ветви плакучей ивы вперемежку с солнечными бликами отражаются в нем, и кажется, что с краев его срывается песня замшелых утесов. Сынишка Мирака, высунув язык, глядит в гур, искажающий его лицо, потом оборачивается — где это кошка мяукает?
Кошка вытянула шею, она ловит солнышко в небольшом садовом бассейне, лупит лапкой по воде и опасливо отдергивает лапку... Потом, утратив надежду поймать солнечный блеск, она отошла и улеглась на крыше конуры Шеро...
