— Ежели крестьянин с утра до ночи спину не гнет, что ж это за крестьянин? Да я такого крестьянина... — Это шумит Баграт, он приближается. — Разве же в селе так было?
Киракосян оборачивается и смотрит в сторону своего села.
«Товарищ Авоян, — обращается он мысленно к новому председателю колхоза своего села, —ну, как дела?.. Пастуха-то хоть нашел, товарищ Авоян?.. Ну, теперь трудись, руководи».
— Хватит, в конце концов, выходите! — Директор уже в самом деле злится. — Ведь полдень уже, полдень! — И сощурившись смотрит туда, где находится его село, его семья. «Выпить бы стакан холодного тана[5]. — Отыскал взглядом машину. — И куда запропастился этот проклятый «виллис»? Из строя вышел?.. — Киракосян с молодых лет на руководящей должности. Были у него и кони, и автомобили. От работы он не уставал, а вот машины из себя его выводили. — Опять мотор барахлит?.. Не лучше ли доброго коня иметь?..» Таилось в зрачках директора воспоминание о конях.
Всегда он с болью вспоминал своих коней, особенно последнего, с которым расстался так печально. Это было после войны. Колхозный пастух, оставив стадо, спустился с гор в село. Без разрешения стадо оставил, дома сидит, пасти отказывается. Даже не соизволит в контору зайти. Киракосян рассвирепел. А что делать? Не хочет человек пасти, и не заставишь! И другой никто не хочет. Сел он на коня и поскакал в нижнее село привезти азербайджанца Джафара. Был он зол и потому стегал коня безжалостно. Конь бежал изо всех сил, а Киракосян все подгонял его да подгонял. Кнут был плетеный, кожаный, и кожа в нем размахрилась, от каждого удара кнут тоненько посвистывал и запутывался в лошадиной гриве. От этого Киракосяну становилось еще тошнее, а оттого, что было тошно, он все сильнее стегал и стегал коня.
Стояла жара, дорога к селу вилась по каменистым горам, и на крутом подъеме конь не выдержал. Киракосяну показалось, что конь оступился, и потому хлестнул он его еще раз. Но быстрей конь не пошел, покачнулся. Киракосян спрыгнул на землю. А у коня разъехались ноги, и просунул он между ними голову, словно принюхиваясь к земле, ноги у него подгибались, он качнулся назад, потом вперед, коснувшись земли мордой. Потом осел на круп, завалился набок и замер...
Да, грустно, очень грустно Киракосян с ним расстался.
Больше коней у него не было. Колхоз лошадей не имел — времена коней и всадников вроде бы проходили. Колхоз получил сперва «эмку», потом обшарпанный «виллис», который то и дело ломался. Приходилось в райцентр на грузовике ездить. В совхозе Киракосян сразу получил новую машину, но и в ней без конца барахлил мотор.
