«Послушай, что я тебе скажу, — Баграт спокойно зажег сигарету. Нерсес ласково смотрел на тяжелую челюсть друга и ждал. — Завтра придем землю делить».
«Делить?» — Нерсо об этом как-то не думал.
«Ага, делить».
«А не лучше ли урожай поделить?»
«Нет, — твердо сказал Баграт и повел речь дальше: — Каждый человек, Нерсес, должен знать цену своему труду».
Нерсес не понял намека и подтвердил:
«Верно».
«Да, каждый должен брать работу себе по плечу и знать цену своему труду. Я на этой земле больше поработал, чем ты».
«Верно», — Нерсо все еще не понимал, к чему Баграт клонит. Беседуют, да и все. Главное, Баграт его ни разу молчуном не обозвал, как все в селе.
«Нерсо, я тебе доверяю раздел земли. Подели по совести».
«Ну, делить так делить. С какого краю хочешь, с того и бери».
«Я о другом, Нерсо. На землю эту я больше прав имею, и доля моя должна быть больше».
Нерсо вздрогнул, изумленно глянул на Баграта и запнулся.
«Да, — изрек Баграт и встал на ноги, — утром делить будем».
Нерсо молчал. Он вдруг почувствовал страшную усталость: мышцы ноют, отяжелевшие веки смыкаются, земля тянет к себе. Он лег и закрыл глаза.
«Утром пораньше придешь».
Нерсо не ответил, не шевельнулся. Спина приятно нагрелась, как незадолго до этого колено от ладони Баграта. Весь белый свет, и закат, и надвигающиеся сумерки превратились в облако, и оно мягко-мягко осело ему на лицо, а перед закрытыми глазами прыгали красные блики.
«Пошли».
«Я устал», — Нерсес не открыл глаз.
«Нерсо, я говорю о своих правах... Вставай».
«Я устал», — прошептал Нерсо.
«Ну, твое дело, — Баграт пожал плечами. — Утром пораньше придешь».
Нерсес, как побитый выплакавшийся ребенок, лежал на спине с закрытыми глазами, и ему казалось, что над ним небо его горного села. А потом почувствовал, что есть ему о чем подумать... О чем-то очень важном... Тепло разливалось по телу, земля к себе тянула, и сладко было лежать вот так, с закрытыми глазами...
Баграт несколько раз обернулся, Нерсо не было видно... Тени уже начали мешаться друг с другом, камни становились все таинственнее, а Нерсо не показывался.
Баграт отряхнул ладони и сказал себе: «Что тут обидного-то?»
Требовать себе бо́льшую долю казалось ему таким же естественным делом, как ощущение вот этого молота на плече — поработал он молотом, а теперь домой его несет, не бросать же его в поле, такой глупости никто не сделает, и он, Нерсо, не сделает.
«Непонятно, чего он разобиделся», — снова пожал плечами Баграт и больше уже не оглядывался.
