— Да не Киракосян я, старик, — прерывает его Баграт. — Разве ж директор совхоза в выходной останется в этом пекле, в этой пустыне? Он небось теперь в горах возле ручья пьет-закусывает. — А за спиной Баграта все еще слышится ноющий голос старика: «Товарищ Киракосян..» Бедняга каждого товарищем Киракосяном зовет. Спросил бы его кто: а ты зачем, старик, сюда перебрался, ведь твое село водой не затоплено?.. Оставил там свой дом, приехал в эту дыру, а теперь каждому встречному-поперечному проходу не даешь: «Товарищ Киракосян, вели Нерсо...»
Баграт замедлил шаг. Зачем он только что соврал Арма, мол, есть у него к Нерсо важное дело? Какое у него дело может быть к разнесчастному сыну разнесчастного отца? Хоть бы уж собеседником был стоящим! Важное дело!..
— А вот и есть у меня к нему важное дело, — вдруг вспомнил Баграт. — Карцанк! — И решительно повернул назад. — Нерсо! — позвал он Нерсеса с улицы и обернулся к конторе с неопределенной угрозой. — Ну, погодите, я вам покажу!
Акинтцы прозвали тянущиеся за поселком вправо и влево земли Карцанком — Камнесевом.
Карцанк представлял собой лоскуты пустыни, примятые плоскими холмами. Рассыпанные в беспорядке холмы словно свалились с неба — расплющились, сшиблись лбами, — а камни разлетелись в стороны и улеглись вокруг этих плоских холмов. В Карцанке тысячи таких расплющенных холмов, и у всех у них полон подол камней.
Весной Киракосян устроил собрание, землю Карцанка предложил народу: сорвались люди с насиженных мест, ребятишки у всех, забот по горло, так пусть очистят землю от камней, вырастят себе хлеб. Канал вот-вот подведут, скоро вода будет. У кого сколько сил есть, тот пусть себе столько земли и расчистит под зерно.
Связывать надежды с Карцанком было трудно, но все-таки... Кому не хочется иметь свое пшеничное поле? Весна дождливая, зерно прорастет, а там и канал подоспеет. И вот тебе хлеб года на два, на три. На следующий день ни свет ни заря поселок опустел...
Стояла ранняя весна, в горах осели облака, небо снизилось, нависло над пустыней, и пустыня задыхалась в облаках, от нее самой уже пахло облаками. Да и была ли она, есть ли она, пустыня? Камни не шипели от зноя, почва не трескалась, небо не отвращало увядшего лица от распаленного лица пустыни, годы не скатывались в круглые камни... Просто была весна. Карцанк пропах облаками и уже не был пустыней, а был обычной землей, только каменистой. И нужно было ее очистить от камней, вспахать, засеять. Нет, сперва поделить, а потом уже очистить от камней, вспахать, засеять.
