Обнаружив свою посудину у соседа, отбирали, переругивались с подчеркнутой веселостью. Гремя пустыми котелками, обступили Кислова.
— Что же нам теперь — без обеда быть?
— Кто говорит, без обеда? Пища солдату силу дает, она же его и греет, потому он не может без пищи.
— Раненых нету? — громко спрашивала Наташа. — Раненых нету?
— Нету, — ответил Иван Иванович, — только напуганные есть.
— Это он про себя, — подмигнул Купавин.
— Да, — начал подзуживать Федя Братухин, — видели, как он молился да крестился? Напусти, шепчет, бог, смелость на меня, не дай опозориться перед новобранцами — телятами слюнявыми.
— Проваливай, проваливай, — толкал Иван Иванович Федю. — Мне твое зубоскальство что горох об стену.
Обед продолжался. Только супу теперь Антон наливал поменьше, чтобы хватило всем. Зато ко второму добавлял по куску разогретого консервированного мяса.
— Эх, не было бы счастья, да несчастье помогло! — шутили бойцы.
— А комбат-то наш — мужик предусмотрительный, — с одобрением сказал Иван Иванович. — Распорядился, чтобы, значит, взяли на полигон запасную норму продуктов.
— Да еще с помпохозом из-за этих консервов поругался, — присочинял Братухин. — Помпохоз говорит: норма. А комбат: мне плевать на норму, у меня люди...
Продолжались и стрельбы. Но каждый, сидя в танке, долго еще чувствовал себя, будто на виду у врага, и напряженно ждал снарядного удара в броню.
Наташа выпросила у Ежикова разрешения «стрельнуть хоть разочек». Стреляли по движущейся мишени, и Наташа никак не могла поймать ее в скрещение линий прицела. А когда это удалось, потеряла под ногой педаль. Наконец выстрелила. Но танк уже прошел вперед, и снаряд пролетел высоко над мишенью.
— Еще разочек, Лешенька, миленький, — умоляла она Марякина. — Пожалуйста! Только с места, ладно? Симочка-Купавочка, а?
Командир орудия Никита Вовк, видя, как она торопится, объяснял:
— Ты спокойно, спокойно. Поймай мишень — раз, жми педаль — два. Быстро, однако спокойно.
Второй, третий и четвертый снаряды ударились в землю. Зато от пятого мишень разлетелась в щепки.
— Молодчина! — похвалил ее Никита.
А на КП свирепствовал комбат:
— Что за недотепа этот Вовк? А еще говорили — знаменитый охотник, белку в глаз бьет. Да он чему-нибудь хоть научился за полгода? Ежиков, отвечайте!
Ежиков вздохнул и доложил, что стреляла санинструктор Крамова. Комбат замолчал. Но слышен был строгий голос Переверзева:
— Что это еще за фортели? Никакой дисциплины в батальоне. Дай-ка я скажу Ежикову пару тепленьких...
