В блиндаже жарко. Лимаренко то и дело докладывает комбату:
— Танк противника подожжен!
— Вражеская орудийная прислуга уничтожена!
В час дня половина экипажей отправилась обедать, другая продолжала стрельбы.
День был студеный, ветреный. Выстроившись у кухни, танкисты приплясывали на месте, пытаясь разогреться. Антон Кислов покрасневшими от холода руками наливал в котелки суп, приговаривал:
— Не давайте ему остынуть, хлебайте скорее. И руки об котелок согревайте.
— Ему холоднее всех, — подшучивал Марякин над Иваном Ивановичем. — Шапка маленькая. А под шапкой-то голо.
— Еще бы! Двести граммов формалину на голову вылил, — с серьезным видом сообщил Братухин. — Наташа дала мне, чтобы я ноги от пота обихаживал, а он видит, бутылочка из-под одеколона — бах формалин на голову. Ну и вылезли волосы.
Танкисты хохотали. Иван Иванович огрызался:
— Лихоманка бы вас задрала, жеребцы застоялые. Ежели хотите знать, я с тридцатого году лысый, когда колхоз организовывали и кулаки по мне, председателю, из обрезов еженощно пуляли. Понятно вам?
— Выдумывай теперь!
— Сочиняй были-небылицы!
Наташа только протянула Антону котелок, как над головой со знакомым, но уже немного забытым и непонятным в этой обстановке свистом пролетел снаряд: «Откуда? — недоумевала Наташа, упав на землю. — Вот так убьет, и Юрка совсем один останется...»
Молодые, еще не бывавшие под обстрелом солдаты бегали, не зная куда деваться.
— А ну, ложись! — приподнявшись, крикнула Наташа.
Над полем снова прошелестел снаряд. «Этот бабахнет ближе», — подумала Наташа. И действительно ухнуло неподалеку. Земля качнулась, в воздух поднялись мерзлые комья, обрубленные осколками сучья.
Линия обороны проходила рядом. Несколько месяцев здесь было полное затишье, ни разу немцы не обстреливали полигон. И вот...
Пушки «тридцатьчетверок» угрожающе разворачивались в сторону выстрела. Но кругом уже было тихо, очень тихо.
— Дэ-да-лэ-да-дэ, — запел вдруг Купавин. — Эх, Сима живет! — Удивленно и радостно Сима ощупал себя. — Живехонек! Эй, вставай, брательники! И-эх, чавела! — Вскочив на ноги, он пустился в пляс. Новички подымались, виновато и робко улыбаясь, оглядывали друг друга, точно не веря, что целы и невредимы.
— Эй, ты, — окликнул Купавина Иван Иванович, — кончай плясать, а то фриц снова стрелять почнет!
— Где мой котелок?.. Где же котелок?..
Несколько бойцов бегали, заглядывая под кухню, под деревья.
— И мой пропал!
— Как же без котелка? Куда обед брать?
