— Ой, Наташа, я этого ордена как огня боюсь. Вот прицепят третью Славу, а потом — бац! — офицерское звание. Ну, посуди — какой из меня офицер? Нет, мне бы лучше «Звездочку» или медаль «За отвагу».
— Видали вы такого? Ему еще и награду подавай, какую захочет, — проворчал Иван Иванович. Уже остывший после ссоры, он довольно покручивал усы, косился на грудь, где рядом со Славой III степени висел у него орден Славы II степени.
— Фасонишь, а грудь-то нараспашку. На губу тебя надо посадить, — посмеивался Братухин.
— Я солдат дисциплинистый. Нету в мире той гауптвахты, на которой мне сидеть, — делая вид, что все еще сердится, отвечал Иван Иванович.
В штабной землянке, куда вошла Наташа, чтобы доложить о поручении комбрига, сидели комбат Елкин, майор Клюкин, старший лейтенант Вязников, капитан Садовский, писарь Прошин. Замполит раскрыл коробку с медалью «За боевые заслуги».
— Ты должна знать, Наташа, что эта медаль — высокая награда. После Львова, когда ты уже вынесла с поля боя девяносто шесть раненых, я потребовал от Румянцева представить тебя к ордену. А он сказал: «Я не хочу, чтобы кто-нибудь даже подумать мог, будто она получила награду из рук своего мужа». Он очень берег тебя от всяких возможных упреков. И когда согласился подписать наградной лист на медаль «За боевые заслуги», это означало, что он вынужден был признать в тебе мужественного и храброго солдата. Вручаю тебе медаль. Носи ее и гордись. Виктор Румянцев был образцом человека и образцом солдата. Он был Героем и останется им навечно. Вот это я и хотел сказать. Одной тебе. Не перед строем...
Художественная самодеятельность была только в первом батальоне. Майор Клюкин гордился ею больше, чем кто-либо. Он был ее создателем. Отметив хитроватый юмор Лимаренко, злой сарказм в суждениях Вязникова, он, соответственно их характеру, подобрал стихи, басни, а потом долго уговаривал и того и другого прочитать их хоть в одном концерте.
Каждый вечер, прежде чем лечь спать, Садовский играл на скрипке.
— Для кого ты играешь? — спрашивал Клюкин. — Для себя, для своей души? А то — для всех. Есть разница?
Зная, что молчун Пастухов пишет стихи, он сумел убедить и его:
— Ведь это так здорово! Люди думают, поэты какие-то особенные. А они — как все. Нет уж, вы, Гриша, пожалуйста, не отказывайтесь...
Как на праздник, строем, с песнями, шли в батальон соседи — танкисты, автоматчики.
Елкин, Переверзев и Клюкин с командиром бригады Денисовым и начальником штаба Моршаковым уже заняли места в первом ряду.
