Наташа подалась вперед. Ей вдруг показалось, что сейчас перед строем появится Виктор, чеканным голосом ответит: «Служу Советскому Союзу!»
— ...посмертно», — помолчав, глухо добавил Моршаков.
— Сержант Крамова! — Наташу кто-то тронул за плечо. — Командир бригады вызывает. Срочно. Иди-иди потихонечку.
Это был Арутюнян. В штабе, куда он привел Наташу, находились командир бригады полковник Денисов, Дусин майор, как по-прежнему все называли Соловьева, и старший лейтенант Заярный.
— Не успел, товарищ полковник, — понизив голос до шепота, виновато доложил Арутюнян.
Денисов — высокий, полный, с голубыми глазами и жиденькими пепельными волосами, зачесанными с висков на темя, — расхаживал по землянке, заложив руки за спину. Проходя мимо Соловьева, лицо которого почернело, а глаза запали, точно утонули, полковник смотрел на него с состраданием, вздыхал: что, мол, поделаешь, слаб человек...
За столом у окна печатал на машинке Заярный. Отыскивая нужную букву, он долго водил в воздухе пальцем, потом ударял по клавише и снова нацеливался.
— Видите? — спросил Денисов, кивая на Заярного. — Нужна машинистка. Я не хочу брать вас из батальона приказом. Смогли бы вы временно поработать?
— Я очень медленно печатаю. И с ошибками.
— Э, раз со мной начинают торговаться, я приказываю: ежедневно работать в штабе до обеда. Ясно? Все!
— Есть, работать до обеда. Разрешите идти?
Когда Наташа возвратилась, в батальоне царило оживление. Награждены были все участники боев за Львов и за операцию по взятию перекрестка дорог. Танкисты поздравляли друг друга, смеялись, шутили. У входа, около часового под грибком, собрался экипаж Ежикова.
— А вы заметили, товарищ старший лейтенант, что у Ивана Ивановича теперь грудь колесом? — с серьезным видом спрашивал Братухин. — Только мне непонятно, как это на одной и той же груди можно носить и ордена-медали и крест?
— Иван Иванович, у вас есть крест? — притворно удивился Ежиков, хотя давно знал об этом.
— А как же? Во! — Рожков сунул было руку за ворот гимнастерки радиста, но окончательно разозленный Иван Иванович с такой силой рванул ее, что от гимнастерки отлетели все пуговицы.
— Ну, чего вы мне нутро грызете, чего изголяетесь? Али я вам жизню поперек перешагнул?.. Ищи, леший, пуговки, — турнул он Рожкова. — Да чтоб все до единой!
— Опять ругаетесь, — сказала Наташа, подойдя.
— А, сестренка! С медалью тебя! — Братухин долго тряс ее руку.
— И меня наградили? — удивилась Наташа. Увидев, что на гимнастерке Братухина прибавился орден Славы II степени, Наташа воскликнула: — Да ты, Федя, теперь у нас кавалер!
