— Знаю! Мне дядя Клим загадывал. Это лошадь с телегой.
— Ага. А вот еще: комовато, ноздревато, и губато, и горбато, и кисло, и пресно...
— Комовато, ноздревато? Грязь! Нет, известка! Она когда засохнет, то всегда комовато, ноздревато.
— Думай, думай. Ты три раза на день получаешь это «комовато, ноздревато, и горбато, и губато».
— Если губато, то — лошадь, а горбато — то верблюд...
— А кисло и пресно — тоже лошадь или верблюд?.. Хлеб! Хлебушко — калачу дедушка. Усвоил?
Наташа разложила на столе гостинцы.
— А что я тебе, Юрка, принесла! — Она тут же заставила его выпить два яйца. — Ты совсем худущий! — Отсыпала в пригоршню сушеных яблок и вишен. — Ешь!
Разглядывая в ящике на окне — санчасть все еще была недостроена — коробки и склянки с лекарствами, Юрка говорил:
— Йод я знаю. А вот ас-п-пи-р-и-н — аспирин — для чего? А сы-ты-ры-е-стре-п-то-ци-д, — читал он по буквам, — для чего?
Увлеченные, они не заметили, как в землянке появился замполит. Наташа запоздало вскочила.
— Товарищ гвардии майор, дневальный... — начал Братухин.
— Вольно, вольно. — Клюкин сел за стол, снял фуражку. Наташа поднесла ему кулек.
— Там на дне вишни.
— Ну давай со дна достанем... А ты в школе учился? — спросил Клюкин Юрку.
— Не. Мне только бабушка буквы показывала.
— Ты бы учила его между делом, — посоветовал майор Наташе, подумав, что, чем больше у нее будет работы, тем скорее забудется горе. — Хочешь, Юрка, учиться?
— Хочу.
— Тогда завтра будет первый урок. Так, Наташа?
— Теть Наташа, а у нас будет взаправдашний урок? Как в школе? И писать будем? И считать? А сегодня можно начать?
Но горячность, с которой Юрка ждал занятий, скоро прошла. С удовольствием он только слушал стихи. Балладу про Леньку-артиллериста знал почти наизусть, и, когда они ходили к речке, он, с ожесточением обивая палкой мохнатые цветы осота, орал: «Вместе рубали белых шашками на скаку, вместе потом служили в артиллерийском полку!» По-настоящему его влекла лишь техника. Он с наслаждением вертелся у танков, просил разрешения что-то потрогать, что-то закрутить или просто нажать. Он мог уже водить автомашину и уверял, что, если бы разрешили, он, конечно, повел бы и танк.
